Сто лет "Пигмалиону"
14/04/2014 16:04

Сто лет «Пигмалиону»

Тот, кто сегодня отправляется смотреть «Пигмалион», не сомневается, что  получит массу удовольствия. И от остро закрученного сюжета, и от блестяще выписанных диалогов, приправленных уморительными шутками, и от трогательной романтической коллизии. Знает и то, что в главных ролях обязательно будут задействованы лучшие актеры, ибо в таком спектакле не принято рисковать с составом.

Но зрители, пришедшие 11 апреля 1914 года в лондонский Театр Его величества, ничего не знали о замечательных достоинствах этой пьесы. И только один человек был абсолютно спокоен и убежден в успехе. «Я совершенно не волнуюсь и не сомневаюсь в том, что все будет хорошо. С таким актерским составом и такой тщательной подготовкой самого спектакля, я не вижу никаких оснований для беспокойства. Вопрос только в том, как примут представление первые зрители. Окажется ли среди них какой-нибудь джентельмен, который умеет хохотать как очумелый и который не сможет удержаться, чтобы не пустить в ход эту свою способность». Эти слова перед началом спектакля произнес его автор Джордж Бернард Шоу.

Но ждать гомерического хохота из зала пришлось недолго. Едва уличная торговка цветами Элиза Дулитл заговорила на рынке Ковент гарден с професором фонетики Генри Хиггинсом на своем диалекте кокни, как по залу покатились легкие смешки. Но когда актриса Пат Кемпбелл, игравшая Элизу, произнесла «Not bloody likely», публика буквально зашлась от хохота. Критики писали, что эта фраза  взорвала публику, которая испытала самый продолжительный приступ смеха в истории британского театра. Он длилась целых 76 секунд!

Секрет этой зрительской истерики состоял в том, что Шоу позволил себе перенести на театральные подмостки блатное словечко «bloody», которое на языке простолюдинов означало не «кровавый», а «проклятый». В чопорной викторианской Англии такая вольность была совершенно непозволительной, но в начале ХХ века нравы быстро менялись. Защищая свое право на употребление уличной лексики, убежденный социалист Бернард Шоу заявлял, что именно так говорит четыре пятых британского населения и образованному классу не пристало воротить нос от реальности.

Политическими взглядами писателя объяснялся и финал пьесы. У древнегреческого поэта Овидия, первым поведавшим миф о скульпторе, который влюбился в созданную им статую красавицы Галатеи и упросил богов оживить ее. По Овидию, боги удовлетворили просьбу Пигмалиона, потому что он не мог жить без своей возлюбленной. У Шоу героиня, став светской дамой, покидает профессора Хиггинса, выходит замуж за ухажера-аристократа Фредди, открывает цветочный магазин, а затем и овощную лавку. В общем, становится успешной бизнес-вуман.

Почему драматург выбрал такой прозаический конец? Говорят, что Шоу не верил в романтическую любовь, а кроме того был большим поклонником модной идеи женской эмансипации. Для него важны не чувства Элизы, а то, что научившаяся правильной речи и хорошим манерам, она стала равноправным членом общества и может сама устраивать свою судьбу.

Финал категорически не нравился ни режиссеру спектакля, ни первому исполнителю роли Хиггинса сэру Герберту Бридом Три. Несколько раз дело доходило до ссор, после которых они подолгу не разговаривали с писателем. Но Шоу был неумолим. Идеологические догмы брали в нем вверх над правдой жизни.

«Ошибку» Шоу уже после его смерти исправили композитор Фредерик Лоу и либреттист Алан Джей Лернер — создатели знаменитый мюзикла «Моя прекрасная леди», который сначала с неизмеммыми аншлагами шел на Бродвее, а позже стал триумфальным фильмом со звездной парой Одри Хепберн и Рексом Харрисоном. Как признавался Лернер, он «опустил послесловие „Моей прекрасной леди“, потому что в нем Шоу объясняет, как Элиза остается не с Хиггинсом, а с Фредди, а я — да простят меня Шоу и небеса! — не уверен, что он прав».

Кстати, эволюция политических взглядов довела Шоу до того, что он открыто декларировал симпатии к Сталину и диктатуре пролетариата. После посещения СССР в 1931 году, 75-летний драматург говорил: «Сталин — очень приятный человек и действительно руководитель рабочего класса… Сталин — гигант, а все западные деятели — пигмеи». «В России нет парламента или другой ерунды в этом роде, — писал Шоу, — русские не так глупы, как мы; им было бы даже трудно представить, что могут быть дураки, подобные нам. Разумеется, и государственные люди советской России имеют не только огромное моральное превосходство над нашими, но и значительное умственное превосходство».

Ничего не поделаешь, гениям тоже свойственно заблуждаться. Особенно когда, отложив перо или кисть, они ударяются в философию или политику. К счастью, потомки обычно чтят творцов за художественные шедевры, а не философские сентенции.

Так что поздравляю вас, дорогие читатели, с вековым юбилеем любимой пьесы. Заодно замечу, что юбилей-то двойной: в том же 1914 году «Пигмалиона» поставили и в Москве.

 Зураб Налбандян

 

 

 

Комментарии
Пока нет комментариев
Возникли вопросы?
Напишите нам в редакцию
Angliya в Instagram
© Angliya 2024