«Будучи человеком русской культуры, не сочувствовать гонимому – нельзя»
09/12/2015 19:37

«Будучи человеком русской культуры, не сочувствовать гонимому — нельзя»

14 и 15 декабря в Лондоне выступит писатель, жур­налист, телеведущий Алек­сандр Архангельский. В рам­ках лектория «Прямая речь. Лондон» он расскажет про «наше все» — Александ­ра Сер­геевича Пушкина, а уже на следующий день предста­вит свою новую кни­гу в клу­бе «Открытая Россия» (информация о встречах — тут).

Накануне приезда «Анг­лия» расспросила Архан­гель­ского о русской класси­ке, эзоповом языке и Лон­доне как «месте для дискуссий».

— В анонсе вашей лондонской лекции вы говорите: «…в 60–70-е годы все все про Пуш­ки­на понимали, и можно было уходить в бесконечные дета­ли. А сейчас надо рассказы­вать заново, уже в другой си­туации, в другом контексте, для другого поколения, в других образах». Как именно, на ваш взгляд, нужно говорить о Пушкине с этим новым по­ко­лением? И требует ли се­год­ня переосмысления вся русская классика?

— Если классика умерла и отп­равилась жить в музей, то ее можно переосмыслять, можно не переосмыслять, ни­чего не поможет. А вот если она продолжает жить и ме­няться, то с ней нужно все время заново выстраивать от­ношения — как с живым человеком. Ну, скажем, со старым знакомым отношения одни, с незнакомкой другие. Сегодня классика стала именно незнакомкой. Хотя у большинства читателей иллюзия, будто они ее прекрасно знают — «мы с вами где-то встречались?»

Выросло первое поколение, для которого чтение даже оче­видных текстов — двойной труд, потому что помимо ушед­ших реалий многие слова и выражения приобрели но­вый смысл или ушли из язы­ка. Ну, часто приводимый пример: «Бразды пушистые взрывая, Летит кибитка удалая; Ямщик сидит на облучке В тулупе, в красном кушаке». Дети рисуют пушистых браздов, по которым сбрасывает бомбы некая кибитка, похожая на летающую тарелку. Что такое облучок, кушак и ямщик — вообще не понятно. Так вот для начала неплохо познакомить молодого читателя с классикой — «Алиса, это бараний бок. Бараний бок, это Алиса». Очень приятно.

Поэтому и вглубь идти нуж­но какими-то другими путями. Для одних — через проекты вроде «Лев Толстой: Живая классика», для других — через лекции на «Арза­масе», для третьих через мультимедий­ные оживающие коммента­рии… Во всяком случае, де­лать вид, что ничего не изменилось, невозможно. Если мы не предложим новую до­рогу в знание, ее предложат другие. Как, например, на мультимедийной выставке в Манеже, посвященной 300-летию Дома Романовых, где вся русская история (в очень яркой, современной форме) предстает как борьба с заговором иност­ранных наемников, а те же декабристы, даже патриотичнейший Федор Глинка, оказываются наймитами Запада.

— Не так давно я слушала лекцию о «Евгении Онегине» на сайте проекта «Арзамас», где Константин Поливанов на примере дуэли Онегина и Лен­ского доказывает, что на­ше непонимание контекста того времени, в котором жил поэт, мешает нам правильно интерпретировать его тексты. Насколько вы считаете это важным? Или же мы должны попытаться «приложить» пуш­кинские стихи к сегодняшнему дню?

— А зачем противопоставлять? Если мы не будем «впрыскивать» знание о прошлом, пусть небольшими инъекция­ми, по­тихоньку — то просто не поймем, о чем они там, эти классики, думали. И начнем сочинять за них. А они, честное слово, и сами сочиняли неплохо. Точно, что не хуже нашего. И Константин Поли­ванов, и многие другие фило­логи, имею­щие дар популяризаторства, эти мосты между нами и прошлым наводят.

Но верно и обратное: если все, написанное ими, нас не задевает, не касается, то мы и читать их не станем. Так что подключать к современности надо. Не лобово, не прими­тивно — типа Пушкин писал, бу­дем следовать заветам Пуш­кина, вот ответы на все сегодняшние вопросы. А так, как делали это, к примеру, люди поколения Ходосевича, аукаясь веселым именем Пуш­кин, или как Блок, который в одном из последних стихотворений обращался к нему: «Дай нам руку в непогоду, Помоги в немой борьбе…» Точней, нет, не так. Не как они. Их опыт уже не пов­торить. А как можем только мы — со своим историческим опытом, со своими радостями и драмами.

— Имя Александра Сергеевича Пушкина еще со школьных дней ассоциируется у нас, в том числе, с декабристским движением. Ваша лекция в Лондоне пройдет 14 декабря — в день, когда исполняется 190 лет с момента восстания на Сенатской площади. Эта дата выбрана не случайно? Можете ли вы провести ка­кие-то параллели между се­годняшней российской оппозицией и декабристским движением? Нужно ли нам обратиться к истории того перио­да, чтобы извлечь из него оп­ределенные уроки?

— Конечно, случайность! И да­та, при пересчете со старого стиля, выпадает на 26 декабря (14+12). И любое сравнение в истории хромает. Но общее, как ни странно, есть. Алек­сандр Первый упустил возможность выстроить мосты между новым поколением дворян и существующей элитой, запутал ситуацию с престоло­наследием, довел дело до вы­плеска политической энергии. Все мы читали Вебера, пом­ним, что будущие партии за­рождаются как аристокра­ти­ческие кружки, потом стано­вятся политическими клуба­ми и, наконец, политиче­ским инс­титутом. У нас про­цесс за­топ­тали в зародыше, на стадии аристократических кружков. В результате, мимо всех ста­дий, получили первую рус­скую партию в виде На­род­ной воли. И беспомощность пар­тийных институтов перед ре­волюцией. И в этот раз на­ча­лось сгущение меньшинст­ва, молодого городского со­об­щест­ва. И опять им не дали стать хотя бы клубами, прошлись катком…

И еще общее, как раз связанное с литературной классикой. Будучи человеком русской культуры, можно придерживаться каких угодно личных взглядов, но не сочувствовать гонимому и не считать милость державной нормой — нельзя. Все остальное не духовные скрепы, а духовные скрепки, разогнул и выбросил.

— Кроме лекции о Пушкине, лондонцев ждет ваше выс­тупление в клубе «Открытая Россия», где вы представите свое новое произведение — сказку «Правило муравчика». Почему вы решили обратиться к этому жанру?

— Да кто ж его знает, почему… Придумалось, и все тут. Ин­тересно было посмотреть, что происходит с котами, в жизнь которых — сначала через лю­дей, а потом и в отсутствии людей, вторгается политика. Вот я и посмотрел. А когда я уже написал, стало интересно изучить, а как оно было в рус­ской литературе, что со сказ­ками происходило… Ре­зультат превзошел ожидания. Тут и эзопов язык, и почти лобовые ходы, и, наоборот, попытка задним числом замазать политические контексты, которыми пропитывались сказки, особен­но у Чуков­ско­го… «Стыд и срам», перекоче­вавший из статьи Троц­ко­го против Чу­ковского, в «Мойдо­дыр»… Фан­тастически было интересно все это перечитывать.

— Возникает ли сегодня снова, как и в советские времена, необходимость использовать эзопов язык?

— Да нет, пока не сказал бы. Хотя в региональных библиотеках уже начали прятать книги, которые «не того чтобы этого». Но все же литература остается самой вольной сферой культуры, потому что от вложений зависит в наименьшей степени. Я сказал бы по-другому. Пришло время иг­рать с эзоповым языком. Не потому что это дает возможность уйти от цензуры: сейчас еще не нужно, а когда станет нужно, эзопов язык не поможет. А просто потому что это интересно. По прямой лететь на лыжах не так интересно, как слаломом.

— Сегодня Лондон (в отличие от парламента) становится «местом для дискуссий». Каж­дый месяц сюда приезжают вы­дающиеся писатели, исто­рики, журналисты, чтобы по­говорить не только о кни­гах, но и политической и об­щест­венной ситуации в Рос­сии. На ваш взгляд, внутри России се­годня нет возмож­ности вес­ти такого рода об­щественный дискурс? Почему его нужно «вывозить» за пределы страны?

— И в России такой разговор возможен и идет, и есть множество площадок — вообще пришло время «поговорить», мне кажется. Людям это нуж­но. Но что касается Лондона, то вывезли аудиторию. А уж авторы потянулись вслед за ней.

Беседовала Юлия Варшавская, фото Марии Андреевой

Комментарии
Пока нет комментариев
Возникли вопросы?
Напишите нам в редакцию
Angliya в Instagram
© Angliya 2024