Директор, которая бывала на Колыме

Новый руководитель Пушкин­ского дома Клементина Сесил рассказала «Англии» о своей работе в России и о том, как будет развиваться знаменитый лондонский центр русской культуры

В январе этого года у Пуш­кинского дома сменился ди­ректор. Теперь одним из са­мых старых лондонских клу­бов для любителей рус­ской культуры заведует Клемен­ти­на Сесил. Она вы­учила рус­ский, жила в Рос­сии, где рабо­тала журна­ли­с­том и занима­лась охраной ар­хитектурных памят­ни­ков, четы­ре года воз­главляла бри­тан­скую органи­за­цию SAVE, кото­рая сохраняет культурное нас­ледие в Ве­ли­­кобритании. В Пушкин­ском доме Кле­менти­на пока осмат­ривается, но соз­д­ан­ная под ее руководст­вом программа на лето уже по­ра­жает разно­об­разием. «Анг­­лия» встретилась c Клементиной, чтобы рас­спро­сить о том, чего ожидать от Пушкинского дома под ее ру­ководством, и уз­нать по­боль­ше о том, ка­кой она капитан.

— Клементина, давайте сначала. Как вы выучили русский? Вы ведь британка?

— Начала изучать в школе, когда мне было 14. А уже на следующий год впервые ненадолго попала в Россию. Через два года я поехала на целых десять дней, чтобы отпраздновать Новый год, и влюбилась. Мне казалось, что я открыла сундук с сокровищами: хотелось все узнать, все понять, в России я нашла человеческое общение, которого мне не всегда хватало в Великобри­тании. В 1995 году сразу пос­ле школы я поехала на шесть месяцев в Москву подтягивать язык. После чего поступила в Глазго изучать русскую и шотландскую литературу.

— О чем диплом, помните?

— Конечно, писала о том, как русская литература влияет на шотландскую. Меня всегда ин­тересовало взаимное влия­ние между Россией и Велико­британией. Но интересно дру­гое: будучи студенткой, я пое­хала по обмену на год в Рос­сию и попала на Колыму. Ме­ня взяли переводчицей на съемки документального филь­ма, который снимал дат­ский студент в качестве свое­го диплома. А потом я пошла рабо­тать директором адми­ни­стра­тивных дел в театр. Ра­ботала с режиссером Анато­лием Ва­сильевым, ездила на гастроли. Работала всего де­вять месяцев, но это был уни­кальный и тя­желый опыт, очень интен­сив­ная художест­венная атмосфера. Но я училась у самого мастера — Васильева!

— То есть вы сразу попали в самую воронку российской культурной жизни?

— Не совсем. Два года доучива­лась, после чего поехала работать корреспондентом The Times в Москве. Много писала про политические со­бытия, ездила по стране, в Чечню, в Баку во время выборов 2003 и 2004 годов, в Гру­зию во время «революции роз». Из достижений — интервью со шпионом Джорджем Блейком. Он тогда не давал вообще ни­каких ин­тервью, и для газеты это была веха. Но меня тянуло в куль­туру, и я стала пи­сать об ар­хитектурном наследии, в ос­новном о сносах исторических зданий, которые стали происходить в Москве.

— Писать на эти темы для The Times?

— В том числе. С двумя ак­ти­вистами мы создали Moscow Architecture Preservation Society (MAPS) — организа­цию, которая помогает сохранять архитектурное наследие. Через пару месяцев я стала фрилансером и начала специализироваться на теме сносов, много писала в разные издания, пыталась привлечь внимание международной об­щественности. По ощущениям эта работа была моей миссией.

— И был какой-то эффект?

— Мы привозили международных журналистов, благодаря нашей работе на слуху оказалась тема «Снос памятников в Москве», мы издали книгу «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» и разослали 200 экземпляров всем высокопоставленным чи­новникам, включая президента и мэра. Мы были на первых страницах всех газет, это бы­ла бомба. Теперь эта тема на слуху, но тогда был 2004 год, и мы были почти единст­вен­ны­ми. Но вскоре появился «Арх­надзор», к нам приходи­ли лю­ди из разных стран, дви­жение стало волнообразным, и мы были частью этой волны. В 2007 и 2009 гг. вы­пустили еще несколько книг об архитектурном наследии Москвы, Самары и Питера.

— Я знаю, что вы приблизительно тем же занимались в Великобритании. Когда вы решили вернуться?

— В 2006-м. Но уже отсюда за­ни­малась охраной архитекту­ры в России. А в 2012-м пош­ла ра­бо­тать в SAVE Bri­tain’s heritage. Организация занима­ется сох­ранением бри­танских па­мят­ни­ков и существует уже 40 лет. Очень пе­реживала, кто же бу­дет зани­маться Россией. Кста­ти, имен­но в России я на­у­чи­лась, как бороться и спа­сать здания! А в SAVE мне по­везло работать с ее созда­телем Маркусом Бин­ни (Mar­cus Binney). Это вели­чай­ший исто­рик архитектуры! Но я скуча­ла по России, и когда по­я­ви­лась возможность поп­робовать себя в Пушкинском доме, я сразу загорелась, по­тому что очень хотела вер­нуть­ся в поле русской куль­туры. Но SAVE стала для ме­ня очень важной школой. На фото — я на фоне Smithfield general market, ко­торый я отчасти спасла, когда работала в SAVE.

— И вот вы директор Пуш­кин­ского дома. Вопрос как к директору: некоторое время назад, например, в том же 2012 году, Пушкинский дом был одной из главных рус­скоязычных культурных площадок в Лондоне. И там была и политика. Сейчас политика переместилась на другие площадки. Пушкинский дом в свою очередь начал заниматься почти исключительно культурой. Но опять же са­мые большие культурные события стали готовить другие организации, тоже новые. И для них это бизнес, а это значит, что они относительно агрессивны. Какую нишу вы видите для Пушкинского дома? Такое ощущение, что он несколько потерял себя.

— Я бы не сказала, что потерял. На мой взгляд, это здорово, что русскоязычных мероприятий много и можно хоть каждый день куда-то ходить. Русская культура ведь широкая и ее хватает на всех. Важно уточнить, у нас нет установки не заниматься по­литикой, и я собираюсь проводить политические обсуждения и дискуссии, потому что обсуждать политику так же важно, как историю и культуру. Тем более, что в России все связано с политикой, ее невозможно избежать, даже если ты занимаешься культурой. Поэтому мы очень часто входим в диалог о политике, но через культуру и искусство. Но мы не боимся говорить о политике.

— То есть акцент все-таки на культуру?

— Я возражаю! Я же сказала, что мы не боимся политики. Но тут нужно понимать, как устроен Пушкинский дом. Наш первоначальный проект, наше чистое зерно, это Pushkin Club. Благодаря ему мы существуем. Два раза в месяц они делают свою прог­рамму, зовут поэтов, писателей. Когда в 1954 году Пуш­кин­ский дом был основан, бы­ла идея создать политиче­ски нейтральное место, где бы об­суждались культура, история и политика. Ясно, что сейчас политическая ситуация в Рос­сии довольно параноидальная, но мы хотим, чтобы этого не ощущалось в Пушкинском доме. Мы хотим, чтобы у нас всем сторонам было безопасно говорить о том, о чем они хо­тят говорить. Не потому, что мы хотим закрасить что-то белой краской, а потому что мы понимаем, что происходит, и хотим обращать внимание на более широкий кругозор куль­туры и истории. В Пуш­кин­ском доме мы относимся к то­му, что происходит, как к еще одному этапу истории России. И для нас важно ка­чество, а не количество. Нам важно, чтобы события были разные, чтобы мы приглашали интересных людей, которые могут говорить с абсолютно различной аудиторией.

— К вам традиционно приходит более зрелая аудитория, а что насчет молодых?

— Наша серия, которая длится уже год, «30 лет с перестройки» (так это называется?), привлекает молодых. 2017 год — годовщина революции. На мой взгляд, это событие — од­но из самых важных за всю историю, очень богатая тема. О том же Ленине столько мнений и воображаемых историй, начиная с того, что его называют спящей красавицей! Так что, конечно, мы хотим продолжать привлекать молодежь, привлекать русскоговорящих художников в Лондоне. Я хочу создавать партнерства, потому что у нас отличная сеть в Рос­сии. И у нас есть уникальный угол, потому что мы англий­ская организация, которая за­нимается русской культурой, нам 60 лет и я очень уважаю и русскую культуру, и людей, которые создали Пушкинский дом. А еще мы стоим на культурном перекрестке и к нам приходят люди, у которых двойная культурная личность.

Беседовала Кристина Москаленко, фото Country Life Magazine