Три фактора определили раскол британских избирателей на референдуме: поколенческий, экономический и имущественный
Первый звонок раздался в пятницу перед шестью утра. Я еле узнал хриплый взволнованный голос. «Извини, а что теперь будет? Если на наши продукты установят пошлины, цены взлетят и мы потеряем всех покупателей. А тут жена говорит, что и нас отсюда выгонят. Представляешь? Что мне делать?»
Звонивший был хозяином гостеприимного «литовско-русского» магазина, где мы иногда покупаем любимые вкусности. Отшутиться, перевести разговор в ироническую плоскость не решился. Очень уж драматично звучали вопросы. Я сразу представил растерянное лицо этого огромного добродушного литовца, который с таким трудом наладил свой бизнес и только в последние год-два, как сам признавался, зажил наконец «по-человечески».
Успокаивал как мог, объяснял, что пока ни у кого нет ясности. Даже у капитанов корабля «брекзитиров». С тяжелым сердцем положил трубку, но потом весь день в ушах стоял испуганный голос моего знакомого, в мгновение ока потерявшего веру в будущее.
Сегодня многие сторонники членства в ЕС обвиняют в успехе «Брекзита» Дэвида Кэмерона, который, как они полагают, зря объявил этот плебисцит. Идея референдума возникла у руководства тори в 2014 году, когда накануне выборов вдруг резко выросла поддержка популистской UKIP. Выход из Евросоюза был козырной картой Фараджа, обещавшего таким способом перекрыть каналы иммиграции. Обещав провести референдум, Кэмерон убил сразу двух зайцев: во-первых, выбил козырь из рук UKIP, во-вторых, успокоил евроскептиков внутри своей партии.
После блестящей победы на прошлогодних выборах Кэмерон вполне мог бы обойтись без этого референдума, но обещание было дано, и хорошего предлога для отказа от него не было. Консерваторы-евроскептики хотели увести Британию из ЕС, чтобы прекратить попытки брюссельских бюрократов превратить эту организацию из экономической в политическую. Расправиться с евроскептиками внутри партии было сложно, а в масштабах общенационального референдума голоса кучки недовольных Брюсселем утонули бы в общем хоре. К тому же лейбористы — за членство в ЕС, значит их электорат обеспечит победу.
Трудный электорат
Чего не учли на Даунинг-стрит, так это того, что в дело вмешается UKIP. Популисты Фараджа быстро со-образили, что референдум им на руку. На прошлогодних выборах эта партия получила всего одно место в парламенте, но при этом набрала почти 4 млн голосов — 12,6% всех избирателей. И это в том случае, когда партия фактически выступала с одним-единственным требованием — резко ограничить иммиграцию.
Но на референдуме проблема иммиграции стала чуть ли не основной. Аналитики давно определили категорию избирателей, поддерживающих UKIP. Это британская глубинка, жители малых городов Средней и Северно-Восточной Англии. Люди с невысоким уровнем образования, со скромными или низкими доходами. Их раздражают глобализация, бесят иммигранты из Восточной Европы, которые умеют быстро и хорошо работать, довольствуясь при этом весьма средними зарплатами. Они не понимают смысл современного западного политического мейнстрима, не в состоянии самостоятельно разбираться в доводах ораторов из Вестминстера. Их пугают происходящие перемены, они несчастливы, чувствуют себя обойденными и забытыми. Им хочется повернуть время назад, чтобы оно шло против часовой стрелки.
Раньше они голосовали за лейбористов, которые по определению выступали за «рабочий класс». Но около 30 лет назад лейбористы стали избегать популистской риторики и старались держаться политического центра. Поэтому теперь сердца их прежних избирателей теплеют, когда Фарадж и его агитаторы в простых и понятных выражениях требуют вернуть британцам их страну, перекрыть каналы иммиграции, опустить железный занавес на границах королевства.
По сути дела это тот самый электорат, на который в США опирается Дональд Трамп, во Франции — Марин Ле Пен, тот, что голосует за правых популистов в Австрии, Нидерландах и других европейских странах.
Можно ли их обвинять в том, что они такие? Что проголосовали за «Брекзит», так и не разобравшись, чем им это грозит? Конечно же, нет. Они — значительная часть общества и имеют право быть услышанными и представленными. К тому же они оказались достаточно дисциплинированными, чтобы прийти на избирательные участки и внести свою волю в бюллетени.
А вот продвинутая, образованная молодежь прекрасно оценила доводы сторон и предпочла остаться в ЕС, но 23 июня так и не дошла до избирательных участков и не зафиксировала свое мнение. Результат оказался плачевным: только 36% молодых людей в возрасте 18-24 лет приняли участие в референдуме. Но 70% из тех, которые все-таки дошли, проголосовали за Британию в ЕС.
Кто знает, как бы решилась судьба вопроса о пребывании Великобритании в ЕС, если бы молодежь отнеслась к референдуму более дисциплинированно… Так, как поступила большая часть британских пенсионеров, которая первой пришла на участки выразить свою волю. Как тут не согласиться с известным российским социологом Екатериной Шульман, которая заметила, что «на митинги ходят одни люди, а на выборы ходят другие. На выборы ходят пожилые, они и принимают решения, которые потом приходится выполнять всем остальным».
Кошелек решает
Сегодня очевидно, что раскол населения Соединенного Королевства на референдуме объясняется в основном тремя значительными факторами: поколенческим, экономическим и имущественным. О третьем говорят меньше и как-то стеснительно, хотя многие комментаторы считают его наиболее существенным. Газета «Гардиан» процитировала женщину из северного пригорода Манчестера Collyhurst: «У кого есть бабки, голосует за „остаться“, а у кого нет — за „уйти“.
Вот как показательно выглядят некоторые цифры. За ЕС проголосовали 69% избирателей в Кенсингтоне и Челси; 75% — в Кэмдене, 78% — в Хакни, который в последние годы стал необычайно популярен среди продвинутой лондонской и заезжей европейской молодежи.
На другой стороне карты — откровенно бедные районы, жители которых уверенно поддержали «Брекзит»: Great Yarmouth — «за» 71%, Castle Point в Эссексе (73%), Redcar и Cleveland (66%).
Словом, «бабки» по-прежнему решают все!