За сорок пять лет жизни моей за границей
я не осербился, не обыспанился и даже не обангличанился, но обрусел. От моей русскости я никогда не избавлюсь.
Для меня Россия превыше всего.
Евгений Саблин
Ко дню дипломатического работника, который в России отмечается 10 февраля, «Англия» публикует статью о выдающемся российском дипломате, политическом и общественном деятеле, представлявшем Россию в Англии в течение многих лет и основавшем легендарный Русский дом в Кенсингтоне
Викторианский дом № 27 на Кромвелл-роуд, с двумя колоннами портика и лепными карнизами, — типичный для Кенсингтона. Он ничем не отличается от зданий-близнецов сплошной «ленточной» застройки. Для русских же эмигрантов 20-40-х годов это был «свой дом». Входя в него, они видели над парадной лестницей на белом флагштоке родной трехцветный флаг, который раньше реял над посольством Российской империи. В зале русские цари и царицы смотрели на них с огромных портретов. Старинная русская мебель из красного дерева, кресла с уютными подушками, посуда и вазы Императорского фарфорового завода, гравюры на стенах — все выглядело знакомым и напоминало изгнанникам об утраченной и недосягаемой для них родине. Приобрел этот дом и открыл его для нужд русской колонии в 1924 году Евгений Васильевич Саблин (1875-1949), последний небольшевистский посол России. Русским в его доме всегда были рады, а приезжие могли даже останавливаться там.
«Уроженец Области Войска Донского», — так Саблин написал о себе баронессе Марии Врангель, собиравшей русский эмигрантский архив. Учился будущий дипломат в петербургской гимназии и затем окончил Императорский Александровский лицей — тот самый, пушкинский. Службу свою начал в Азиатском департаменте Коллегии иностранных дел. Сначала работал в миссиях в Белграде, Марокко и Тегеране, а в 1914 году был командирован в Лондон на пост первого секретаря посольства. Никак не мог он тогда предвидеть, что «командировка» эта окажется для него пожизненной.
В 1919 году, после отставки временного поверенного Константина Набокова, Саблину пришлось принять на себя управление делами посольства. Российскую империю, которой больше не было, он представлять не мог, но продолжал теперь служить ее бывшим подданным. Главной его заботой стала поддержка соотечественников, занесенных в Англию революцией и ураганом гражданской войны. Беженцы прибывали и через Финляндию, и с юга России, через Константинополь и Балканы, и северным морским путем. Представители Советской России в Лондоне этим людям, естественно, никак не помогали: для них они были «сбежавшей от народного гнева белогвардейщиной». Поэтому заботу об эмигрантах и защиту их интересов взяли на себя посольство бывшей Российской империи на Чешэм-плейс, 30, и консульство на Бедфорд-сквер, 30.
После признания Великобританией Советского государства де факто в 1921 году поверенный в делах России Саблин отстаивал Чешэм-хауз, на который претендовали полпреды советского государства: М.Литвинов и Л.Красин. Только когда правительство Рамзея Макдоналда официально признало советскую власть и велело передать здание представителям СССР, Саблин выполнил это требование. После этого он и приобрел в рассрочку на собственные деньги дом на Кромвелл-роуд. Из своей бывшей квартиры он перевез в него свою коллекцию произведений искусства и занял для семьи четыре комнаты. Остальные помещения он предоставил для работы русским общественным и благотворительным организациям, в первую очередь — комитету помощи русским беженцам и русскому Красному Кресту.
Когда в 1926 году отношения между Великобританией и СССР сильно ухудшились, Саблин был озабочен тем, чтобы «так называемые белые русские не оказались бы причисленными к категории нежелательных иностранцев и не подверглись бы тем ограничениям, которым, вероятно, будут подвергнуты лица, живущие по красным паспортам». Тактично, но настойчиво он отстаивал перед британскими властями права своих соотечественников. Журналист и богослов Александр Казем-Бек вспоминал: «Ни один из русских послов, оставшихся не у дел, не сумел занять такого положения, как Саблин в Лондоне». Форин-офис поддерживал с ним контакт, несмотря на утрату им официального дипломатического поста, и его по-прежнему приглашали на придворные приемы и светские рауты. Сам же Саблин называл себя «представителем русской беженской общины в Англии, с одобрения правительства его величества короля». Члены этой русской общины почти поголовно были лицами без гражданства. Важной поддержкой для них стали «нансеновские паспорта», придуманные норвежским ученым и гуманистом Фритьофом Нансеном и позволяющие беженцам найти приют в других странах. Именно Саблин, представляя русскую общину, держал контакты с Лигой Наций и Фондом Нансена и помогал получать визы для беженцев с этими новыми паспортами. Когда эмигранты нуждались в рекомендации, совете, справке для трудоустройства или учебы, они шли к Саблину. Он был еще и почетным попечителем и церковным старостой лондонского прихода.
В 1924 году Евгений Васильевич женился на Надежде Ивановне Баженовой (1892-1966). Своей доброжелательностью и гостеприимством эта молодая элегантная женщина сделала Русский дом еще более привлекательным. Регулярно проводились лекции, концерты, благотворительные базары и литературные вечера. Приезжавшим в Лондон русским писателям-эмигрантам встречи с читателями давали возможность подработать. Сам Саблин был большим знатоком русской литературы, особенно в области пушкиноведения. Ежегодно 19 октября отмечалась в Русском доме лицейская годовщина, где снова звучали слова Пушкина: «Куда бы нас ни бросила судьбина». Бывшие офицеры царской армии и казаки собирались на свои полковые праздники на этом «островке отечества».
Начало Второй мировой войны и нещадные бомбардировки Лондона гитлеровской Люфтваффе не смогли заставить Саблиных покинуть город и дом, нужный стольким людям. Он стал еще более необходимым для русской общины в 1940 году, после разрушения при бомбежке православного храма около вокзала «Виктория». Гостиную дома тогда освятили как домовую церковь, и в ней стали проходить службы. К сожалению, в 1944 году от прямого попадания планирующей авиабомбы пострадали верхние этажи дома и Надежда Ивановна получила ранения. Погибли некоторые художественные ценности и реликвии императорской России. Восстановление здания требовало средств, и Саблину пришлось обращаться за финансовой помощью в различные учреждения и к потенциальным благотворителям, разъясняя им, как много организаций работают под крышей его уникального дома.
Свой собственный нансеновский паспорт Евгений Васильевич сохранял до конца жизни и в одном из писем нерадостно замечал: «Наша молодежь сплошь в британском подданстве, русскость свою благодаря английским школам и вообще жизни в английской среде теряет не по дням, а по часам». Скончался верный посол России в 1949 году после продолжительной болезни, и часть его коллекции была передана по его завещанию на родину. Прах его захоронили на Бромптонском кладбище в Лондоне. В скудное послевоенное время белый мраморный крест был поставлен «благодарными русскими друзьями». Перед крестом — небольшой мраморный памятник в виде развернутой книги с изображением лиры и пушкинскими строками с дореформенным правописанием: «Мне грустно и легко; / печаль моя светла; / Печаль моя полна тобою…»
Через четыре года после смерти Саблина Надежда Ивановна вышла замуж за Роже Камбона, бывшего посла Франции в Лондоне. В обществе она теперь была известна как Надя Камбон, но по-прежнему была тесно связана с русской общиной и оставалась членом правления «Российского благотворительного общества, 1917». В 1966 году на могиле Евгения Васильевича Саблина была установлена небольшая мраморная доска с надписью: «его вдова Nadejda Madame Cambon».
Автор статьи — Наталия Диссанаяке (в этом месяце вышла ее книга «Русские судьбы в Лондоне», ее можно купить в NED Publishing, ned.publishing@