«Может ли еще молиться современный человек?» — так, несколько провокационно, назывался один из сборников проповедей отца Антония Сурожского. Эти парадоксальные проповеди с миллионом нетривиальных притч в основном записывались в Англии и были обращены к западным слушателям, которые, как разумные люди, и так понимали, что — нет, не может. Какая молитва, когда ХХ век на дворе, и столько всего там случилось, что ни одного недискредитированного слова во всех этих молитвословах не осталось после этого?
Великолепный оратор Антоний, человек удивительной харизмы и суровой биографии, вроде бы и не слишком спорил с этим. Но почему-то после этой тоненькой книги читатель ловил себя на том, что молится. Более того, по Антонию выходило, что если ты приличный человек, то просто обязан быть христианином, иначе как-то даже странно выходит и не очень умно. Если ты не христианин, то и не джентльмен, и люди над тобой потешаться будут. Или просто недоуменно пожимать плечами и сторониться. Исходившее от Антония внутреннее благородство и его тихий интеллигентный голос не оставляли сомнений в его правоте, это был вызов, тотальный когнитивный диссонанс — и Антоний побеждал со счетом 100 — 1.
«Молодой Папа», как и его прямое продолжение «Новый Папа», содержат ровно ту же самую идею. Откуда, спросите вы, если в трейлере Джуд Лоу, он же Папа Пий XIII, шагает по пляжу мимо красоток в купальниках, а opening второго сезона — разнузданный стриптиз монахинь? Если Ватикан переполнен сексуальными и любыми другими извращениями, включая педофилию, а кардиналы представлены как воплощения всех пороков, причем они сами этого не слишком стесняются? Да и сами Папы (на самом деле, кроме Пия и Иоанна Павла III, сыгранного Малковичем, там будет еще один, тоже интересный) ведут себя временами эксцентрично — с точки зрения как окружающих их персонажей, там и прилипшей к экранам аудитории по всему миру.
И все же Паоло Соррентино, один из крупнейших итальянских режиссеров сегодня, снял сериал именно об этом. Более того, даже название книги отца Антония сериалу вполне бы подошло, потому что есть в нем и ровно такой же парадокс — и довольно однозначный ответ. Стены ломящихся от роскоши ватиканских хором переполнены грехом и суетой. Каждая политическая интрижка тут растет как снежный ком и обрушивается потом со страшной силой на миллионы невидимых католиков во всем мире. Персонажам в сутанах здесь постоянно приходится страдать от внутренних демонов и при этом не забывать о своих «товарищах» по кардинальскому цеху.
Другие персонажи, без сана, тоже обречены на постоянные унижения и лишения. А единственным путеводителем среди этого красочного (неонового, как огромный светящийся крест в opening) хаотичного безумия становится только несгибаемое благородство. И вот его Соррентино, которого каждая собака по обе стороны Атлантики уже считает богохульником и антиклерикалом, напрямую связывает с христианством и, больше того, подлинной святостью. Наиболее полно она воплощена в каждом из двух его Пап. Они совсем разные, но каждый по-своему отвечает на вопрос, поставленный на вопрос отца Антония.
В этом смысле второй сезон глубже и многограннее первого. Хотя бы потому, что здесь постоянно действуют два Папы, и все события фильма проходят как бы между ними. Правит новоизбранный Иоанн Павел, измученный комплексами английский аристократ с подведенными тушью грустными глазами. Тело Пия лежит в коме, опекаемое мастурбирующей монахиней, но его астральное тело (душа? призрак?) постоянно в движении, он всегда оказывается там, где страсти кипят сильнее всего. Он безмолвен, но он — рядом. Папа Иоанн Павел говорит постоянно, и он тоже всегда рядом. Возникает диалектика, возникает компромисс, возникает поиск, который уже две тысячи лет непрерывно ощущается во всем развитии церкви.
Например, размышляет Иоанн Павел, как наказать священника-педофила, чтобы здесь были и забота о его жертвах, и справедливое возмездие для него, и необходимая для самого существования христианства любовь к ближнему? Что делать с постоянными угрозами от мусульманских экстремистов, чтобы самим не выбрать такой же путь нетерпимости и жестокости? Как ответить на запросы общества, какими бы несущественными они ни казались за толстыми ватиканскими стенами? Ведь раз они существуют, значит, кто-то прямо сейчас страдает из-за отсутствия ответа.
Оба Папы — олимпийцы, которых от искушения отчасти защищает их полубожественный (по католическому убеждению) статус, который, на самом деле, делает соблазн только более сильным. Каждый из них, как живая икона, несет в себе воплощенный ответ на все эти вызовы, и он в том, что, пожалуй, придется и верить, и молиться, потому что вся сила папских булл — ничто перед не поддающимся контролю промыслу, абсурдному на первый взгляд, но удивительно стройному, если всмотреться в него внимательно. Пий и Иоанн Павел не безгрешны, не святы и не всегда правы. Но они — христиане, джентльмены, потому что любой другой выбор был бы неблагородным и унизительным. Соррентино создал сериал-проповедь. И если бы отец Антоний был жив, он обязательно использовал бы его сюжет в своих знаменитых устных рассказах — ко всеобщему благу.
Сергей Сычев