21 июля венгерскому режиссеру исполнилось 65 лет
Лучшие критики и крупнейшие кинематографисты включают его в топы своих любимых авторов, многие считают его величайшим из ныне живущих мастеров экрана. В 2011 году он снял свою последнюю игровую картину (а всего их у него около десятка) и заявил, что дальше ему сказать нечего. Преобладающая часть населения Земли никогда о нем не слышала и уж тем более ничего из его работ не смотрела. Однако это совершенно не мешает ему оставаться режиссером для избранных, причем войти в число избранных может кто угодно.
Статьи и книги о творчестве Белы Тарра в основном посвящены его философии. Коротко говоря, там описывается, как режиссер сначала снимал в документальном стиле фильмы с социальной критикой, а затем перешел к медленным экзистенциальным полотнам.
Об этих предметах лучше поразмышлять на досуге уже после знакомства с самими фильмами, и конечно, формулировки со словами «онтологический», «апокалиптический», «магический реализм» слишком абстрактны. Они все равно не позволяют понять, почему, например, главный фильм Тарра, черно-белое «Сатанинское танго» длительностью семь с половиной часов, считают величайшим достижением кинематографа 1990-х годов. Его, а не «Криминальное чтиво» или «Рассекая волны». Это все при том, что у фильма нет наград, кроме маленького приза на Берлинале в 1994 году в параллельной программе.
Скажем лучше так. Бела Тарр — это незабываемые образы на экране. Кадры в его лучших фильмах длятся по десять минут, а то и дольше, но они потом преследуют вас днем и ночью, будоражат каких-то ваших личных демонов в глубине подсознания, вселяют смутное беспокойство. Иногда единственным рациональным объяснением этому является чистая красота, которая вплетена в общий замысел Тарра, но могла бы существовать и в форме инсталляции и видеоарта. Взять, например, сцену из того же «Сатанинского танго». Двое мужчин в дешевой мешковатой одежде быстро идут по городской улице. Мы видим их сзади. Они ежатся и сутулятся, потому что в спину им дует сильный ветер. Руки спрятаны в карманы. В одном направлении с идущими летят листья, бумага, какой-то мусор. Стены домов по обе стороны улицы обшарпаны, кажется, что здесь давно никто не живет. Неба в кадре почти не видно, только маленький серый клочок, не сулящий никакой надежды. И так несколько минут.
Тут — весь кинематограф Тарра, все его мотивы и идеи. Зло, растворенное в мире, затягивающее слабого человека (у Тарра слабы все), влекущее его, беззащитного, в каком-то абсурдном, бессмысленном направлении. Цивилизация в руинах, иногда метафорически, а чаще буквально. Никаких ценностей, никакого смысла. Сюжет условен: герои идут, но ясно, что могли бы и не идти, ничего не поменялось бы. Разного рода проходы и проезды занимают существенную часть экранного времени у Тарра, и чем дольше путь, тем яснее, что в нем нет необходимости. Об этом не нужно рассказывать — нужно показывать, и Тарр всегда именно показывает.
Фабула «Сатанинского танго» (снятого по роману Ласло Краснахоркаи, который не только регулярный поставщик сюжетов для Тарра, но и крупнейший венгерский писатель) может показаться сущим издевательством или полным провалом с точки зрения традиционного кино, где у каждой истории есть начало и конец, кульминация, перипетии и т. д. Жители маленького селения, видимо бывшего совхоза, узнают, что к ним возвращается односельчанин Иримиаш. Это событие должно как-то разнообразить их скучный маленький адок, где общак можно легко украсть, где девочка травит кошку и травится сама, где педантичный доктор зачем-то протоколирует всю жизнь их коммуны с мельчайшими подробностями, оправдывающими его вечное подглядывание за всем и вся. Имя Иримиаша не случайно отсылает к Ветхому Завету и житию пророка Иеремии: все были уверены, что этот человек давно погиб, а теперь он не просто объявляется, но и предлагает всем последовать за ним в землю обетованную, дорогу в которую знает только он.
Во всем этом легко просматривается завязка для криминально-авантюрной комедии или нравоучительной драмы-притчи, то есть произведения с внятным сюжетным стержнем. Но сверхдлинные кадры-образы Тарра так замедляют действие, что с какого-то момента оно начинает разваливаться. Нам все менее ясно, куда, кто и зачем движется во всех параллельных линиях, потому что это, как нам дают понять, не имеет в себе никакого смысла. Не надо ничего ждать, надо просто смотреть и любоваться этой мрачной, зловещей, гипнотической красотой, детально выстроенной режиссером и его маленькой постоянной командой.
Можно, если интересно, посмотреть небольшой документальный фильм «Бела Тарр: я был режиссером» о съемках «Туринской лошади», того самого последнего фильма, после которого режиссер сосредоточился на преподавании и кураторской деятельности. Там видно, что съемочная группа мало отличается от полунищих персонажей картин Тарра и напоминает какой-то чудной обломок цыганского табора, заблудившийся в степных просторах.
Сам Бела Тарр не раз соглашался с теми, кто утверждал, что он всегда снимает один и тот же фильм, слегка меняя средства и технику. Но на самом деле иногда кажется, что вот есть та сцена с двумя мужчинами со спины в «Сатанинском танго», и ее как раз он на разные лады и переделывает, каждый раз добиваясь совершенства. Хотя ровно то же самое можно сказать о практически любом другом эпизоде из любой его ленты — там тоже обычно содержится весь его кинематограф.
Зрители из десятков стран умоляют Тарра вернуться в игровое кино. Режиссер пока отказывается, утверждая, будто сказал все, что хотел. Но всегда остается надежда, что Тарр когда-нибудь осознает: высказаться до конца — это еще не повод замолчать, особенно если речь настолько прекрасна.
Сергей Сычев