«Учить языку насильно — значит привить отвращение»
Детский психолог Ольга Писарик живет в Ванкувере, но довольно известна в русских кругах по всему миру. Она училась у знаменитого психолога Гордона Ньюфелда, чьи книги расходятся большими тиражами, и популяризирует его учение среди русскоязычной аудитории. Ольга дает родителям простые, человечные и действенные советы, которым легко следовать. Она руководит русским филиалом Института Ньюфелда, практикует как психолог, ведет интернет-сообщество «Заботливая альфа» с аудиторией около 6000 человек и часто ездит с выступлениями по разным странам. В Лондон она собирается впервые: 17–19 октября пройдут ее семинары.
Накануне приезда Ольга Писарик дала нашей газете интервью. Поскольку семинары организованы для русских родителей, мы решили расспросить психолога на одну из самых больных тем для местных мам: как сохранить родной язык у ребенка в англоязычной среде? Ведь сама Ольга — еще и мама четверых детей! И все они билингвы.
— Ольга, вы живете в Канаде десять лет, и у вас четверо детей. Как и Ванкувер, Лондон — многоязычный город, здесь много иностранцев, и между собой они все говорят по-английски. Наверняка у вас тоже стоит проблема сохранения родного языка?
— Я не много варюсь в русскоязычной тусовке и у нас не очень много русских друзей. Отличие Лондона от Ванкувера, мне кажется, в том, что у нас меньше смешанных браков, больше целиком иммигрантских семей, потому что есть программа поддержки иммиграции. В Канаду я переехала из Минска с тремя детьми, я была беременна четвертым. Сейчас им соответственно 16, 15, 12 и 10 лет. Как я говорю, у меня двое белорусских детей и двое канадских. Младший сын не слишком хочет учиться читать, но в конце концов он родился в Канаде. Свою задачу я вижу в первую очередь в развитии разговорной речи. Да, согласна, это бытовой язык, и возможно, они не могут свободно говорить по-русски о космосе. Но лексику можно набрать за счет просмотра фильмов, посещения выставок и музеев, чтения книжек. Зато если ребенок с охотой говорит на родном языке, если у него есть интерес, он легко научится читать и писать. Особенность русского языка такова, что самое сложное — это говорить, строить грамматически правильные конструкции.
— Что именно в вашей семье делается для сохранения родного языка?
— Дома мы говорим только по-русски, это не сложно. Для набора слов за пределами бытовой лексики мы смотрим научно-популярные фильмы всей семьей. Вообще, детей обычно увлекает то же, что и родителей, и если вы запоем читаете русскую классику, то ваш ребенок скорее всего тоже будет ее любить. Но про себя скажу честно: я много читала в юности, в студенческие годы, а сейчас для меня художественная литература — это некий перформанс. Я не нахожу там для себя ответов на важные жизненные вопросы, и хотя могу иногда взять и прочесть подряд несколько произведений Джейн Остин, в основном уже много лет подряд я читаю специальную и профессиональную литературу. Я знаю, что если мои дети захотят потом прочесть Достоевского и Толстого, они их осилят. Но заставлять читать — это то же самое, что учить насильно музыке. Вас в детстве заставляли заниматься музыкой? Играете ли вы сейчас? Почему большинство людей, окончивших музыкальную школу, потом ни разу не сели за инструмент? Хотя могли бы, навыки ведь не пропадают. Так же и с языком. Учить языку насильно — значит привить отвращение. Даже если человек будет уметь читать и писать, пользоваться языком он все равно потом не будет. И наоборот, если найти что-то интересное для ребенка, связанное с языком, потом он будет сам стремиться это развить.
− Хотелось бы затронуть тему субботних русских школ — наверняка они есть и в Ванкувере?
− Я не думаю, что это правильная идея. Одно дело, если ребенок на домашнем обучении, «напитан» родителями, атмосферой дома, тогда раз в неделю сходить в школу — приключение. И совсем другая ситуация, когда пять дней в неделю он не видит родителей, а в субботу его опять ссылают на галеры — «учить русский». При этом он знает, что родители идут без него в кафе, в кино, в магазин, кататься на велосипедах. Какие эмоции он испытывает в этот момент? Таким же будет его отношение к родному языку — он будет его ненавидеть! Не лучше ли то же самое время потратить, играя вместе по-русски, сходить на выставку и по-русски обсудить, что вы там видите, да в конце концов просто пообщаться всем вместе. Пользы от коллектива детей опять же никакой, потому что между собой дети в школах говорят все равно на английском, а думать, что кто-то заинтересует твоего ребенка родным языком лучше, чем ты сам, большая ошибка. Я рекомендую в таких случаях найти что-то интересное для ребенка, но на русском языке: рисование, гимнастику, верховую езду, музыку — нужно только понять, что именно ему нравится. И чтобы учитель при этом говорил по-русски. Такие усилия я и сама предпринимала: несколько лет подряд раз в неделю у нас дома собирались три русскоязычных семьи и к нам приходила русскоязычная учительница рисования, проводила занятия, которые детям очень нравились, они их ждали с нетерпением. У дочери и сына были русские тренеры по гимнастике, еще дети занимались музыкой с русской учительницей. Все это были занятия, которые им нравились, которые они и по-английски, и по-китайски делали бы с удовольствием.
− В русских школах ученики действительно часто между собой говорят по-английски. Как вы считаете, реально ли создать среду, чтобы дети общались по-русски?
− В любом детском занятии обязательно должен присутствовать взрослый. Сами дети не приспособлены для того, чтобы регулировать свое поведение и познавательную активность. Что получается, когда дети предоставлены сами себе, хорошо описано у Голдинга в «Повелителе мух»: анархия вплоть до трагедии. Дети подчас бывают очень жестоки и агрессивны, они не приспособлены, например, жалеть или утешать друг друга. Это не значит, что нужно следить за каждым шагом ребенка — свобода необходима, но если мы говорим о полезной игре, то инициатором должен быть взрослый.
− Своих детей вы не стали отдавать в канадскую школу в том числе из-за русского языка или просто потому что хотелось их больше видеть?
− Они ходили в школу месяца три, потом я пришла к выводу, что школьное образование мало что дает. До трех часов они проводили в школе, приходили с огромными домашними заданиями. Мы их делали и ложились спать, и возник вопрос: а когда жить? Тогда я перевела их на домашнее обучение: решила просто попробовать, как это будет. И, конечно, увидела огромную разницу: они могут позаниматься с утра часа два, а дальше весь день свободен. Когда я отправила их в старшую школу, все они совершенно легко вписались и в коллектив, и в учебную программу. Домашних детей вообще любят: они спокойные, не задерганные, и у них хорошие результаты по предметам.
− Языковые лагеря, наверное, с точки зрения психолога еще хуже, чем русская школа?
− Про специальные языковые лагеря сказать ничего не могу, мы в них не были. Сама я этим летом устроила лагерь для всех, кто интересуется моделью развития Ньюфелда, место выбрала в деревне под Минском, на природе. Понятно, что большинство людей было из Белоруссии. Приехали 23 семьи с детьми разного возраста, и родители как-то сами организовались делать что-то полезное еще и для детей: кто-то учил их рисованию, кто-то — вязать корзинки из толстой пряжи, кто-то проводил дворовые игры. Естественно, все это делалось по-русски, и мои дети получили великолепный языковой интенсив.
− Что вы посоветуете занятым родителям?
− Подключайте бабушек. Чем хороша бабушка: она не понимает по-английски. И ребенок вынужден разговаривать с ней по-русски. Я стараюсь как можно чаще возить детей в Белоруссию на лето. Даже если бабушки далеко, нет ничего проще, чем организовать регулярное чтение русских книжек по Скайпу: пусть бабушка сидит и читает полчаса. Лучше всего, если у ребенка будет такая же книжка, как у бабушки, чтобы он мог ее листать, следить за текстом. Если нет книжки, можно найти текст в интернете и следить на экране.
− Как вы относитесь к чартам, когда за каждое достижение (например, сделанное на русском языке упражнение) ребенку дают звезду, а за десять звезд — приз? У нас в Англии это очень популярно.
− Поставьте себя на место ребенка. Допустим, от вас ожидают, что вы будете каждый день готовить. И если вы не приготовили, вас будут наказывать, закроют на кухне и скажут: не выйдешь, пока не будет вкусного ужина. Можно ребенка заставлять, ругать, пугать, за каждое русское слово давать деньги, а за каждое английское — забирать, но до каких пор вы сможете так существовать? Рано или поздно дети вырастают и сами решают, как им жить. После десяти лет многие вырываются из-под контроля, и чем жестче он был, тем сильнее бунт.
− Насколько сейчас у ваших детей хороший уровень русского?
− Дочка почему-то никак не может запомнить дни недели по-русски: уже сколько лет подряд мне приходится ей переводить. Сын иногда делает ошибки, говоря по-русски: недавно он сказал что-то вроде «Я тебя увижу никогда» — так говорят многие билингвы. Я отдаю себе отчет, что мои внуки скорее всего уже не будут говорить по-русски. Но не вижу в этом катастрофы и положить свою жизнь на то, чтобы мои дети знали русский, не хочу: слишком много у меня других интересов.
− Общеизвестна проблема, когда дети, хорошо владеющие несколькими языками, вырастают и не чувствуют себя «дома» ни в одном языке, ни в одной стране, они как бы все время на границе двух языков и двух культур. Ваше мнение как психолога: можно ли этого избежать?
− Это связано много с чем, но никак не с языками. Есть люди, которые прекрасно чувствуют себя где угодно именно благодаря знанию языков и умению чувствовать другие культуры, другой образ мыслей. Здесь важна в том числе и эмоциональная связь с родителями, привязанность к ним, «напитанность» ими. Многие путают привязанность с физической близостью, на самом деле это разные вещи: когда ребенок по-настоящему привязан к матери, он легко с ней расстается и может интересно проводить время, не огорчаясь, иногда даже как бы не замечая, что она ушла, и потом они снова радостно встречаются. О проблеме привязанности я буду много говорить на семинарах в Лондоне.
− Как вы сами ощущаете себя в Ванкувере: это вторая родина, родной дом, чужая страна?
− Сложно сказать: вроде бы «крючков», которые связывают с Канадой, уже больше, чем в родной стране, и в то же время я не могу с уверенностью сказать, что это мой дом настолько, чтобы меня здесь похоронили. Я думаю, для поколения эмигрантов это вполне нормально. Ну, а дети — они вырастут совсем другими людьми, и для них такой проблемы не будет, но будут какие-то другие, которые им придется решать самостоятельно.
Беседовала Наталья Склярова