Англичанин может сам выбирать дорогу в рай

Недавно по пути в Париж купил на вокзале книжку, название которой показалось интригующим: «Тысячу лет досаждая французам» (1000 years annoying French). Ее автор, британский писатель Стивен Кларк (Stephen Clar­ke), давно живущий на бере­гах Сены, собрал под одной обложкой множество накопившихся за последние 10 веков фактов и анекдотов, посвященных непростым англо-французским отношениям.

Сегодня эти отношения вполне добрососедские, а на личном уровне и вовсе дру­жеские. Между тем в мире, ка­жется, нет двух других та­ких соседей, которые бы не только потеряли счет взаимным войнам, но и постоянно и с удовольствием подначивали друг друга. При этом обе эти гордые нации всегда были ску­пы на добрые слова в адрес друг друга. Тем не менее Кларк напоминает об удивительном случае, когда один из выдающихся сынов Франции пришел в такой восторг от по­сещения Англии, что даже на­пи­сал для своих современни­ков большую книгу, прослав­лающую достижения англичан.

Речь о Вольтере, который в 1726 году, скрываясь от су­деб­ного преследования на ро­дине, бежал в Лондон и прожил там более двух лет. 33-летнему французскому писателю и фи­лософу в Лондоне понравилось буквально все. Он был поражен широтой и разнообразием политических и рели­гиозных свобод, кото­ры­ми поль­зуется рядовой бри­танец. Вольтер, придерживавшийся либеральных взглядов и презиравший Католическую церковь, с удив­­лением обнаружил, что государство не диктует жите­лям этой страны, какую рели­гию им исповедовать. «Англи­чанин, — писал он, — свободен и может выбирать ту дорогу в рай, ка­кая ему нравится». Во Фран­ции отс­туп­ление от като­ли­­чества счи­та­­лось в те времена уголовным прес­туплением.

Спустя некоторое время он издал ставшие сразу зна­менитыми «Фило­софские письма», в которых весьма лестно отозвался о достижениях де­мок­ратии в Англии и подверг без­жалостной критике состояние общественных институтов у себя на родине.

«Английская нация — единственная на Земле, добившаяся ограничения королевской власти путем сопротивления, а также установившая с по­мощью последовательных усилий то мудрое правление, при котором государь, всемогущий, когда речь идет о благих делах, оказывается связанным по рукам и ногам, если он на­меревается совершить зло; при котором вельможи явля­ются грандами без надменности и вассалов, а народ без смут принимает участие в управлении».

«Без сомнения, установить свободу в Англии стоило не­дешево. Идол деспотической власти был потоплен в морях крови: однако англичане сов­сем не считали, что они слиш­ком дорого заплатили за дос­тойное законодательст­во. Дру­гие нации пережили не меньше смут и пролили не меньше крови; но кровь эта, которую они проливали за дело своей свободы, только крепче сцементировала их рабство».

«Если вы войдете в Вест­минстер, то увидите, что там поклоняются не усыпаль­ни­цам королей, но памятникам, ко­торые благодарная нация возд­вигла величайшим лю­дям, со­действовавшим ее прославлению».

«Мы называем себя культурной страной, — с сожалением замечает Вольтер, — но посмотрите, как отличаются друг от друга отношение Франции к своему философу Декарту и Англии — к своему физику Ньютону. Декарт, ис­кавший правду, вынужден был покинуть родину и преждевременно умер на чужбине, в то время как Ньютон прожил мирно, счастливо, был осыпан почестями и дожил до 85 лет. Ему повезло появиться на свет в свободной стране, которая была ему учеником, а не врагом».

В этих цита­тах — не только восхищение Анг­лией. Наб­лю­­да­тельный ино­ст­ранец жес­то­ко бьет по вос­па­лен­ному фран­цузскому само­лю­бию, ста­рает­ся подтолк­нуть своих соо­течест­венников к пу­тям, ко­то­ры­ми идет анг­лийское об­щест­во.

«Письма» были изданы в Англии в 1733 году, а годом позже уже пос­ле возвращения Вольтера по­явились и на французском языке. Предвидя возможные неприятности, ав­тор не стал указывать своего полного имени и ограничился псевдонимом. Но это не помогло. На родине сразу угадали руку известного писателя. Книга произвела во Франции эф­фект удара молнии. Като­ли­ческая церковь была в бе­шенстве. Возмущенные власти распорядились сжечь весь ти­раж. Сам Вольтер избежал по­добной же участи только потому, что у следователей не нашлось прямых доказательств его авторства.

Тем временем французское общество отнеслось к «Пись­мам» с огромным интересом. Книга стала бестселлером и продавалась как горячие пи­рожки. По словам современника, после появления книги Вольтера «Англия стала не-ве­роятно популярна, а Париж буквально помешался на всем английском. Модники начали носить длинные ру­башки анг­лийских жокеев, а молодые дамы шили себе туа­леты, ко­пи­рующие лондонских молочниц».

Вошло в моду ездить на Британские острова, однако не для всех «туристов» эти путешествия оказывались столь же успешными, как для Воль­тера. Спешащих по Оксфорд-стрит прохожих забавляли расфранченный вид заезжих французов и крепкий запах духов, который они вокруг себя распространяли. Острые на язык хозяева не стеснялись отпускать по этому поводу весьма крепкие шуточки.

Но хотя знакомство двух народов, проинициированное Вольтером, прошло не совсем гладко, оно породило взаимный интерес, который не проходит с годами.

Зураб Налбандян