Русские корни современной британской драматургии
Чеховские перипетии английского общества
Для Лондона обилие современных постановок — явление привычное, но осенний театральный сезон 2017 особенно богат на интересные спектакли. Сейчас на столичных подмостках идут две новые пьесы, в которых осмысляется настоящее и будущее британской нации. Интересен тот факт, что эти попытки рефлексии английских драматургов на социальные темы связаны с русскими первоисточниками — пьесой Евгения Шварца «Дракон» и «Вишневым садом» Антона Чехова.
Идущая в «Национальном театре» пьеса молодого драматурга Рори Малларки «Святой Георгий и дракон» в сказочно-эпической манере повествует историю Англии от средневековья до наших дней. Малларки кладет в основу своего произведения идею Шварца о некоей сказочной деревне, рыцаре, освобождающем ее от дракона, и тиране, который подобно фениксу возрождается из пепла, но уже в новом обличье.
Сценографу Рэ Смиту удалось создать композицию из взбирающихся на задник небольших избушек, которые постепенно переходят в видеопроекцию, меняющую облик деревни на викторианский Лондона, а затем на небоскребы.
Образ светловолосого рыцаря Георгия (Джон Хеффернан) выдержан в рамках сказочного жанра — герой так же беззаветно, как и беспричинно влюбляется в дочь мельника Эльзу (Амака Окафор) и бросает вызов чудищу. Особенно прекрасен в своих неожиданных перевоплощениях Дракон (Джулиан Блич) — в современной Англии он воплощает сразу несколько образов: строитель, медик, сидящий за кучей мусора бездомный. Эффектно выглядит завершающая первую часть сцена борьбы Георгия и Дракона — на наблюдающих за сражением жителей сверху по натянутым канатам летят искрящиеся драконьи головы.
Интересна основная идея пьесы. Режиссер Линдси Тернер пытается показать всепроникновение дракона в человеческие сердца — в Средние века он парализует волю людей, манипулируя образом страшного чудовища, в викторианскую эпоху захватывает души при помощи Золотого тельца.
Но тем не менее остается до конца непонятным, что именно разъедает сердца современных англичан. По мере развития сюжета Святой Георгий вынужден носить обноски с чужого плеча и прятаться в толпе футбольных болельщиков. Герой никому не нужен со своей рыцарской любовью и наивностью, и он постепенно сходит с ума в поисках вездесущего Дракона.
Спектакль оставляет послевкусие недорассказанной сказки, которую уже не назовешь детской, но и отнести ее к жанру волшебной саги не получается из-за переизбытка общих мест и поверхностности провозглашаемых истин, не подкрепленных достаточным драматизмом театральных сцен.
Вторая пьеса, заслуживающая особого внимания, — «Альбион» Майка Бартлетта. Она идет на сцене театра «Алмейда» и преисполнена чеховского стиля, скрытых цитат из «Вишневого сада» и «Чайки». «Альбион» — название огромного поместья в часе езды от Лондона. Оно пришло в упадок, и главная героиня Одри Уолтерс (Виктория Гамильтон) хочет восстановить свое наследное имение. В поместье имеется чеховский набор героев — есть свой Треплев — начинающий писатель Гэбриэль (Люк Таллон), занятый мойкой окон особняка, есть и Нина — дочь Одри, Зара (Шарлотта Хоуп), стажерка одного из книжных издательств в Лондоне, и Тригорин — известная писательница Кэтрин Санчес (Хелен Шлезингер). Есть и финальное решение поделить убыточное поместье на маленькие участки и отдать под застройку, что перекликается с сюжетом «Вишневого сада». По форме «Альбион» — чеховская пьеса, где незаметно рушатся судьбы людей, пока они обедают и пьют чай — на этот раз с молоком.
Одри, сумасбродная и эгоистичная хозяйка «Альбиона», незаметно «по ходу пьесы» теряет дочь (девушка уходит к писательнице Кэтрин) и преданную прислугу, но остается одержима идеей — сохранить дом и поместье. Одри не может принять отношений дочери Зары со своей давней подругой писательницей Кэтрин и одним властным решением рушит судьбы обеих. Владелица поместья все больше погружается в одиночество: ее сын Джеймс (Уил Кобан) погиб на войне, и его прах мать развеивает над «семейным гнездом», и юноша превращается в призрак прошлого. Но именно эта женщина бесконечно любима (беспричинно и навечно — как у Чехова) своим с виду слабовольным и полностью ей подчиненным мужем Полом (Николас Роу), именно она олицетворяет образ матери, качая на руках, как ребенка, розу, принятую из рук садовника Мэтью.
Усадьба, в отличие от исхода «Вишневого сада», останется у Одри, и, значит, историческая связь поколений будет продлена.
Режиссер Руперт Гоулд выстраивает действие спектакля на садовой лужайке под огромным деревом (сценограф Мириам Бютер). Освещенная льющимся сверху солнцем лужайка (художник по свету — Нил Остин) показывает зрителю течение времени: она то цветет, то покрывается осенними листьями. Этот солнечный свет сквозь времена года — одновременно материализовавшаяся память о прошлом и проекция в будущее.
Удивительно существование актеров в этом пространстве — часто их реакции и оценки выражаются жестами, отдельными звуками, паузами или молчанием. Особенно запоминается игра актерского женского трио (возможно, они и есть бартлеттовские три сестры) — Виктории Гамильтон в роли Одри, Хелен Шлезингер в роли тайно влюбленной в нее давней подруги Кэтрин и Шарлотт Хоуп в роли прекрасной, ищущей свой путь Зары. Тончайшая ткань, которую плетет Майк Бартлетт, развешивается актерами в саду «Альбиона» и дает зрителю прикоснуться к полутонам английской жизни, во многом напоминающей русскую — разговоры, обиды, ревность, скрытые желания и влечения, разрушенные судьбы, привязанность к ушедшим.
Простая семейная история в спектакле «Альбион» мастерски раскрывает перед нами современную Англию, в каждой ветке и цветке садов которой таится ее прошлое, и оно может пострадать в руках неумелых садоводов. От пьесы Бартлетта остается ощущение целостности и завершенности, что контрастирует с опирающейся на «сказочные» истины, но тоже достаточно любопытной картинкой Англии от Рори Малларки.
Подготовила Юлия Савиковская