Планшет особого назначения: интервью с семейным психологом Светланой Охотниковой
Очевидно, что подводить итоги того, как справились мировые системы образования с повсеместным дистанционным обучением в условиях карантина, пока не время. Ученым и статистикам еще предстоит оценить этот беспрецедентный по своим масштабам вынужденный эксперимент.
А вот констатировать, что его непосредственные участники — родители, дети и учителя — в большинстве своем оказались совершенно не готовы сдать этот экзамен на отлично, пожалуй, можно уже сейчас. Причем некогда модный и отчасти вожделенный хоумскулинг на практике, как оказалось, способен вбить колышек в привычный уклад даже самых крепких семьей.
Как пережить самоизоляцию, усугубленную необходимостью домашнего обучения, и выйти из нее в привычную жизнь с наименьшими потерями, нам рассказала психолог Светлана Охотникова.
— Как так вышло, что казавшееся таким уместным для века цифры удаленное обучение на деле оказалось для многих непосильной ношей?
— Все дело в смешении ролей, о котором мы раньше не задумывались. Роль родителя предполагает безусловное принятие, поощрение, поддержку. Ведь в случае, когда ребенок ошибается, естественно сказать: «Дружок, ты молодец, так держать, у тебя все получится».
А роль учителя предполагает прежде всего обратную связь, которая может содержать критику. И дети, разделявшие эти две роли между учителями в школе и родителями дома, вполне благополучно это воспринимали. Но когда родитель начал быть учителем и давать критический фидбек, что-то поправлять, дети начали воспринимать это единственно возможным для их возраста способом: мама сломалась. Была хорошая, которая всегда поддерживала, а тут стала говорить неприятные вещи — про ошибки. И их реакция уже на этот слом тоже детская — через эмоции, сопротивление. Ах, раз ты такая, то я и учиться с тобой не буду! Поймите, детям же еще и приходится преодолевать непривычное для них сопротивление к учебе, с которым им раньше, возможно, не приходилось сталкиваться.
Даже если ребенок нормально и спокойно воспринимает критику и подчиняется дисциплине в школе, то дома для него это может стать невыносимым. А родители, в свою очередь, не готовы к такому эмоциональному бунту. И им тоже сложно, ведь они справляются с кучей других проблем: тревожностью по поводу заработка, страхами, связанными со здоровьем, усложнившимися отношениями с супругами. Получается, взрослые сами не в ресурсе, а тут еще и детское сопротивление плюс давление школы. И вот результат.
— Но надо отметить, что не все родители и до дистанционного обучения справлялись со своей эталонной ролью — поддерживать и подбадривать…
— Да, но не все при этом были и учителями. Чтобы учить, нужно иметь набор определенных качеств, позволяющих, например, замотивировать ребенка, вызвать интерес к той же учебе. Вот представьте, учитель дает задание – послушать концерт Рахманинова № 2, а ребенок говорит: «А мне неинтересно…» И если один взрослый в ответ на это будет искать историю про концерт, чтобы рассказать, что он был написан в благодарность врачу после выхода из депрессии, то другой не готов будет этого сделать. И никто не вправе обвинять его за это. Потому что, повторюсь, родители не учителя, это другая профессия. И им сложно справляться с детским сопротивлением.
Можно, конечно, давить, но если мы все время будем этим заниматься в процессе обучения, КПД будет стремиться к нулю — ребенок просто начнет оказывать еще большее сопротивление. Либо уйдет в итальянскую забастовку. Родителям действительно сложно между этими двумя ролями. С одной стороны, нужно контейнировать детские эмоции, которые пошли вразнос, а с другой — объективно давать критику, чтоб не обидеть и не демотивировать. И нужно иметь навык, чтобы перескакивать между ними. А в условиях отсутствия родительского ресурса сделать это в разы сложнее.
— Ресурс еще и расходуется на бесконечные сравнения с идеальными родителями, которые, как правило, не в нашу пользу. Как перестать сравнивать себя с другими и кормить чувство вины?
— Единственный, с кем можно сравнивать себя, так это я сам в прошлом. Например, констатируя, что я улучшаюсь как родитель с каждым годом. С другими сравнивать себя нельзя никогда! То, что мы видим на поверхности «Инстаграма», с большой вероятностью в разы отличается от той картины, которая наблюдается в семье.
Вторая рекомендация: кислородную маску всегда нужно надевать сначала на себя, а потом — на ребенка. Надо осознать, что, если вы как родитель доведете себя до ручки, детям от этого лучше не будет. Если вы отдадите все силы им в расчете на то, что они сами потом появятся, дети же первые, кто от этого пострадает.
Как именно надевать маску, каждый решает сам. Это может быть отказ от домашнего обучения и жесткая приоритизация в сторону работы. Либо вариант фрискулинга — учим тому, что мне самому интересно, чтобы не преодолевать постоянное сопротивление ребенка. Скажем, мне интересно рассказывать про историю, я делаю это с горящими глазами, и ребенок, чуя мой энтузиазм, тоже заражается этим интересом. А возможно, это дозированное количество занятий, где нужно прислушиваться к себе, постоянно отвечая на вопрос: а хватает ли у меня ресурса на 45-минутный урок? Может быть, 20-минутный урок математики под вой: «Я не буду, не хочу, ненавижу!» — это предел терпения, после которого неизбежно последует срыв на ребенка.
Так что очень важно четкое распределение оставшихся родительских ресурсов и четкое понимание, что самим родителям пополняет ресурс. И обязательно нужно воспользоваться этим, поставив в приоритет себя над ребенком. Нельзя все сводить к детоцентризму. Это рисковое движение, его можно допускать только на короткий период времени. Но изоляция — это не спринт, это уже стайерство. И тут главное — сохранить ресурс и найти источники его пополнения.
— Хорошо, вот родитель решил, что у него приоритет работы, а ребенка это не интересует. Он мешает, отвлекает, требует внимания… Что с этим делать, если надо работать дома, несмотря ни на что?
— Нужно отталкиваться от возраста. Например, если мы говорим о ребенке пяти-шести лет, ему уже можно объяснять и договариваться. Второй момент — разрешить себе и ребенку делать то, чего вы не делаете в нормальной жизни, потому что сейчас у нас объективно ситуация экстренная. Главная цель этого карантина — как-то выжить и выйти оттуда с наименьшими психическими повреждениями. Поэтому можно включать мультики, давать планшеты и постоянно напоминать внутреннему чувству вины и хору бабушек, что сейчас приоритеты расставлены так, а на войне как на войне. От того, что ребенок посмотрит сейчас мультики больше, чем положено, он не умрет.
Но зато вы сохраните разум, чтобы потом наверстать с ним те же пробелы в учебе. А вот если мы повернем ситуацию наоборот, родитель за несколько месяцев настолько выгорит, что просто ляжет и не сможет встать, когда все закончится. Я против таких рывковых вещей, никому от этого не будет легче.
Если же ребенок в возрасте до четырех лет, то это самая сложная ситуация. Ждать и требовать от него, чтобы он входил в роль взрослого и понимал, что мама работает и ее не надо восемь часов тревожить, не стоит. Поэтому здесь хороши все средства. Есть второй родитель — работайте дома посменно: сначала один два часа, а второй в это время с ребенком, потом — другой. Подтягиваются все ресурсы в виде бабушек, дедушек, друзей по скайпу, любые отвлекающие маневры. Обязательно договариваться с работодателями о неких послаблениях.
И даже это может не работать. Здесь родителей можно и нужно только обнять. Потому что будет непременная потеря рабочего времени, которую придется, скорее всего, добирать в сон ребенка. И, увы, иногда ночью…
— А как насчет цифровой зависимости, которой нас все так пугают? Возможна ли она при постоянном использовании планшета как отвлекающего маневра?
— Продолжительность присутствия гаджетов в жизни наших детей всего лишь лет 20. За это время, как говорит и Людмила Петрановская, просто не накопилось достаточно исследований, подтверждающих природу и опасность цифровой зависимости. Однако уже начали попадаться исследования, например, про подростковый возраст, где говорится, что нехорошие эмоциональные изменения у детей начинались после четырех часов непрерывного скринтайма (экранного времени) в день.
С учетом недоизученности темы давайте не забывать о том, что карантин – ситуация экстренная, а единственная реальная опасность планшета — неприятный контент. Но для этого и существуют родительский контроль, лимиты соцсетей, отключение нежелательных сайтов.
Знаете, когда ребенок попал в больницу на время болезни, ему дают соску, чтобы чуть отвлечь от процедур. Мы почему-то не боимся, что от соски у него за этот период в больнице возникнет зависимость и мы его потом не отучим. Так же и здесь — мы все обязательно вернемся к нормальному ритму, к школе, когда у детей будет более разнообразный мир, не ограниченный стенами квартиры. Почему он в нем будет зависим от гаджета?
Даже если это и случится в небольшой мере, то все решаемо. В отличие от нынешней ситуации, когда нужно действовать здесь и сейчас, сохраняя свой рассудок. Планшет и мультики в условиях карантина с детьми действительно наименьшее зло.
— Подростки в силу возраста способны понимать объяснения, однако «Не буду учиться!» сегодня звучит в режиме протеста нередко. Что с этим делать?
— Я бы тоже исходила из принципа наименьшего сопротивления. Если это домашняя война, в которой ты теряешь драгоценные капельки ресурса, то лучше не стоит. Пусть не учится, сидит в гаджетах. Надо помнить, что после карантина все — а не только ваш ребенок — откатятся назад. Все дети вернутся в школу с примерно одинаковым бэкграундом, и учитель, скорее всего, начнет обучение с ориентацией на самого слабого ученика. Подростки — тоже дети. И для них эта ситуация также непривычная и неприятная. Особенно с учетом их потребностей в личном пространстве, которое сейчас очень сильно нарушено. Плюс у подростков еще нет взрослых механизмов контроля эмоций. Я вообще считаю, этот карантин — как чашка Петри, такая питательная среда для того, что уже было в семье. Поэтому полезут все конфликты, которые зрели раньше.
Но если есть ресурс, то родители, наоборот, могут использовать это время для того, чтобы наладить контакт. Родитель может стать лидирующей силой, которая увлечет чем-то, будь то внезапное предложение посмотреть фильм про Трою или оценить размеры пчелы, найденной на улице.
— А стоит ли делать уроки вместе, как сегодня у многих принято? Нет ли риска взрастить несамостоятельных людей?
— Тоже зависит от возраста. Я наблюдаю, что у всех сейчас пробудился внутренний ребенок, с которым мы общаемся вместо наших детей. Но наши дети — не мы, у них другие требования к самостоятельности, которые мы же сами и создали, говоря: не ходи один, возьми телефон. Откуда им быть такими же самостоятельными, какими были мы?
Не думаю, что в карантине нужно резко заниматься «улучшайзингом» ребенка. Надо исходить из того, что он может, понимая, что сейчас и так стресс, а если еще мама насядет: учись самостоятельно, сложно спрогнозировать, чем это закончится.
Если ребенок совсем маленький, требует постоянной поддержки и поощрения, конечно, стоит ему помочь хотя бы словами: давай, дружок, мы справимся. Если хватает сил только на то, чтобы вечером прочитать ему книгу или посадить перед Zoom, не обманывайте себя. Это не означает, что вы плохой родитель — вы просто распределили свои ресурсы так, а не иначе.
Если ребенок взрослый и сам делал раньше уроки, а в карантине начал просить маму, надо тоже активно разбираться, в чем причина. Может, для него это теперь повод — провести время с мамой.
— Уверена, что на карантине у многих расцветет буйным цветом чувство вины. Что с ним делать?
— Я всегда спрашиваю клиентов, когда они общаются со мной с позиции чувства вины за то, что не сделали чего-то: «Дорогой родитель, вы бьете своего ребенка палкой по голове каждый день?» Если нет, тогда вы отличный родитель. Есть такое понятие «достаточно хорошая мать», которое ввел в обиход британский педиатр и психотерапевт Дональд Вудс Винникотт. Это теплая, поддерживающая мама, которая защищает своего ребенка от опасности, кормит, одевает и лечит. Там не прописано, что она должна знать всю программу седьмого класса, организовывать веселый досуг и выкладывать овсяную кашу на тарелку в виде забавной рожицы. Развлечение и уроки — это уже опционально. Даже если у вас нет сил, вы все равно отличная мать!
— Как реагировать на фразы в духе «Мне скучно, мне нечем заняться…»? Сразу возникает страх, что дети вырастут несамостоятельными.
— Первое — гнать чувство вины. Второе — не бежать развлекать ребенка. Знаете, что делаю со своими детьми, когда они мне такое говорят? Отвечаю: «Боже, какое счастье!» Потому что я знаю, что скука — первая ступень к чему-то очень креативному. Остановите в себе тревожного родителя и понаблюдайте за ребенком. Он будет ныть 10–15 минут, потому что ему непривычно и дискомфортно в этом состоянии. Но потом вы удивитесь, что самый планшетозависимый ребенок пойдет и найдет себе занятие. Потому что пытливый мозг в момент скуки сканирует реальность и ищет, чем же заняться. И в это время дети выдумывают удивительные вещи. Моя дочь в такие моменты создавала потрясающие рисунки, карты, миры, приходила хвастаться и получала от меня поддержку и восторги.
— Очевидно, что учительская миссия сегодня тоже изменилась, и им несладко. Должны ли родители и учителя объединять усилия?
— Мне кажется, мы им должны сейчас оказывать поддержку, а не они нам. Их прессуют начальство, родители, дети не слушаются. А у них ведь тоже есть дети! Учителям сейчас очень помогут положительный фидбек с вашей стороны и честность. Даже если вы не сделали задание, так и скажите — мы не успеваем, но отмечаем, как вы стараетесь. Похвалите непременно: мы оценили ваш креатив!
Сейчас всем нам важно не начать мериться, кому сложнее. Не осуждайте и не гнобите никого, не требуйте невозможного, не вызывайте чувство вины. Если у вас есть слова поддержки, ресурс на это, лучше скажите их. Нам же всем потом придется выходить из этой сложной ситуации и снова жить вместе. Желательно — в согласии.
Беседовала Мария Егорова