«Борат-2» (Borat: Gift of Pornographic Monkey to Vice Premiere Mikhael Pence to Make Benefit Recently Diminished Nation of Kazakhstan), США — Великобритания, 2020, режиссер Джейсон Уолинер
Накануне победы Джо Байдена в интернет-прокате прогремел последний залп демократов в республиканцев — продолжение скандальной комедии «Борат» с Сашей Бароном Коэном. Хулиганская социальная сатира получила теплый прием у критиков. Но у них есть претензия: временами фильм становится слишком сентиментальным и дидактичным, а они хотели бы пожестче — и, возможно, они правы.
«Борат» создан на стыке двух популярных методов. Первый — мокьюментари, то есть обычная постановочная съемка, но сделанная под документальное кино. Второй — синема верите в его американской версии. Если совсем просто, то это такое направление в документальном кино, когда автор фильма становится и главным героем картины, и провокатором, инициирующим нужные ему события. Самый известный пример — фильмы Майкла Мура (между прочим, он лауреат «Золотой пальмовой ветви» и «Оскара» и имеет статус самого коммерчески успешного документалиста в мире). Мур создал запоминающийся образ толстяка в бейсболке, который врывается к влиятельным людям в кабинеты и требует у них ответить за их «преступления» — эффект одновременно комический и публицистический. Лучшие сцены «Бората» созданы по тому же принципу, и к сожалению, о них стало известно задолго до выхода фильма, потому что «жертвы» уже успели пожаловаться куда надо, а пресса — раструбить об этом.
Сиквел «Бората» стартует с момента, когда опального казахского журналиста Бората Сагдиева выпускают из местного ГУЛАГа через много лет отсидки и сопутствующих унижений. У него миссия: президент Назарбаев возмущен, что Макдоналд Трамп не хочет с ним дружить, поэтому Борат должен отправиться в США и преподнести вице-президенту Майклу Пенсу (его имя в фильме произносят как «Пенис») дар министра культуры Казахстана — обезьянку Джимми. Она же по совместительству главная местная порнозвезда. За Боратом увязывается его 15-летняя дочь Тутар. Она мечтает попасть в США и повторить судьбу «принцессы Мелании», которая вышла за «принца Трампа» и наверняка живет в золотой клетке. По дороге обезьяна исчезает, и Борат решает вручить Пенсу дочь. А если не получится ему, можно — адвокату Трампа Рудольфу Джулиани. Тогда Казахстан займет место среди лучших друзей Америки.
Понятно, что все сцены в Казахстане постановочные (тем более что сняты они не в Казахстане, а в Румынии), и само государство имеет тут значение лишь как символ крайнего мракобесия. Это царство мужчин, которым позволено все, включая инцест. Женщин тут бьют, насилуют, держат в клетках и морят голодом, но государственная идеология призывает их гордиться такой участью, потому что так было, есть и будет во веки веков. А главный государственный праздник — день Холокоста, потому что все казахи почему-то убежденные антисемиты.
США представлены как место противостояния республиканцев, которые недалеко ушли от «казахов» по варварству, и прогрессивных демократов, которые борются с сексизмом, харассментом и ксенофобией во всех ее формах. И дочь Бората в процессе повествования эволюционирует из грязной дикарки в лохмотьях в гламурную феминистку с крашеными волосами и декольте. То есть происходит ровно то, что и в миллионе фильмов последних лет — среди последних примеров можно вспомнить «Лавлейс», «Большие глаза» и «Портрет девушки в огне».
Сцены в США — в основном пранкерские шутки Бората над американцами. Правда, есть проблема: если в первом «Борате» Коэн мог себе позволить просто бегать по улицам полуголым, теперь такое уже проблематично, потому что Коэна в лицо любая собака знает. Это все равно что Иван Ургант носился бы по центру Москвы и пытался бы добиться непосредственных реакций. Завидев Бората, люди мчатся к нему делать селфи и на любую его провокацию просто хохочут. В фильме это обыгрывается так, словно казахский журналист стал легендой после снятого им по сюжету суперхита.
Кроме того, в ход идет маскировка. Борат гримируется до неузнаваемости, но так, чтобы его вид сразу обращал на себя внимание. То он ортодоксальный еврей, то кантри-певец с нарочито реднековской наружностью, а к Пенсу на митинг Борат заявляется в маске Дональда Трампа. Его отовсюду гонят, но самое главное камера успевает зафиксировать. Например, когда Коэн в обличье музицирующего реднека поднимается на сцену на съезде правых в Вашингтоне и начинает орать, что надо бомбардировать Китай, как Японию во время Второй мировой, а с журналистами — расправляться, как это делают в арабских странах, и люди начинают подпевать ему и рукоплескать. Сцена снята, и в ней, как и в фильме в целом, много острых шуток про коронавирус.
Самая скандальная сцена — интервью Джулиани дочери Бората. Джулиани пришел на обыкновенную встречу с журналисткой, ничего не подозревая, но, когда девушка начинает открыто соблазнять его, он не противится, так что дело уже попахивает сенсацией. Лучше самостоятельно посмотреть сцену и понять, почему Джулиани в реальности немедленно обратился в полицию и почему Коэн за свои проделки в итоге не сел в тюрьму.
Может быть, хулиганства в фильме могло бы быть и больше (хотя у кого его больше?), а «жертвами» могли бы быть выбраны не только те, на ком и так все топчутся. Хотя ясно, что Коэн имеет право на свою гражданскую позицию и не обязан высмеивать тех, кому сочувствует. Но в фильме есть две по-настоящему прекрасные шутки. Первая — когда дочь Бората учится пользоваться «Фейсбуком» и понимает, что все стереотипы о женщинах, которые ей вдалбливали, ложь. С этого момента она верит «Фейсбуку» безоговорочно, а чтобы добить отца, показывает ему с телефона пост, где крупно написано: «Холокоста не было!» Бората новость действительно надолго вгоняет в депрессию, а феминизм девушки с этого момента перестает казаться таким уж безусловным и правильным.
Вторая шутка — страшная правда, которую узнает Борат в финале, но тут уж точно придется смотреть кино. А поскольку между этим героем и Трампом авторы проводят очевидную связь, понятно, что дело пахнет новым Нюрнбергом. Хотя в полемике республиканцев и демократов такие «предъявы» вполне обычны и даже, как ни странно, рутинны.