Блогер Крейг Эштон: «В песне „Коробейники“ я знаю каждую ноту»

Крейг Эштон – блогер и начинающий писатель, страстно влюбленный в Россию. Как английский юноша начал мечтать о России? Какие русские традиции шокируют Крейга, а какие, по его мнению, стоит привезти в Англию? Чем россиянки отличаются от британок и почему у России женское лицо? И чем хороши обрусевшие?

– В Университете Эксетера (University of Exeter) вы изучали немецкий, а потом выбрали в качестве второго иностранного языка русский. Почему? Когда вы впервые заинтересовались Россией?

– В процессе учебы я понял, что все мои усилия, потраченные в течение двенадцати лет на изучение немецкого языка, были немножко зря. Как специалист я не был особо нужен, потому что достаточно много англичан говорят по-немецки и каждый второй житель Германии владеет английским в той или иной степени. И я начал искать другой язык, более редкий и сложный. Я рассматривал три варианта: китайский, японский и русский, — но только русский отзывался, казался своим.

Я давно интересовался Россией — сначала, наверное, больше на подсознательном уровне. Например, на протяжении многих лет я смотрел американские боевики «Рокки» и «Рэмбо», в которых русские герои всегда выглядели великолепно: огромные, мускулистые, хладнокровные, сильные. У меня сформировалось четкое представление, что в России все люди двухметрового роста и с холодными голубыми глазами, и я почему-то очень хотел на это посмотреть. И мне нравился их акцент, тональность русского языка.

Еще одна причина — мое увлечение историей Второй мировой войны (или Великой Отечественной, как ее называют в России). Я прочитал много книг о военной технике, солдатах, советских героях, женщинах-снайперах и битвах, которые происходили на территории страны. Эти истории произвели на меня большое впечатление, и я захотел сам приехать и посмотреть на места сражений.

И последнее, что на меня повлияло, — это игра «Тетрис», которую придумал русский программист. Он вложил в нее мотив народной песни «Коробейники», а после прохождения уровней шла заставка: русские ракеты летели в космос и появлялись красивые православные церкви. В «Тетрис» я играл часами. Мне было лет девять. Я спросил у мамы, что это за здания, и она объяснила, что их можно увидеть в России. С того времени я заинтересовался этой страной. А в песне «Коробейники» я знаю каждую ноту.

– Вы жадно и с наслаждением пробуете разные российские традиции и привычки. За этим здорово наблюдать. Например, вы иронизируете над любовью русских к блинам и желанием угостить ими иностранцев. Какие русские традиции вас шокировали, а какие вам нравятся, и вы хотели бы, чтобы они появились в Англии?

– Меня немного шокировала русская традиция «пойти погулять». Когда меня приглашали на прогулку, я всегда спрашивал: куда, зачем? Дома, если мы решали куда-то пойти, мы шли в какое-то конкретное место, а без цели бродить по городу – очень странная концепция.

Когда я впервые оказался на свадьбе, меня удивило, что новобрачные вместе с гостями после загса катаются по городу и фотографируются. В Англии все сразу едут в то место, где будут праздновать. И тосты — британцы их произносят только во время каких-то важных событий, и то не все. Например, на свадьбах слово предоставляют отцу невесты, а на 21-й день рождения – матери именинника. Поэтому раньше, когда мне предлагали сказать тост, я не знал, как реагировать и что говорить.

Традиция, которую я привез в Англию, – снимать обувь в гостях и носить дома тапочки. У нас так ходят только пожилые люди, и мне вначале всегда резало глаз, когда я видел молодого человека в домашних тапочках. На севере Англии мы не снимаем обувь, когда приходим домой. Да, конечно, она грязная, и теперь я разуваюсь, но тогда надо было привыкнуть к этому. »Присесть на дорожку» и »тьфу-тьфу-тьфу» – эти две традиции я тоже взял с собой в Англию, но дома я делаю это очень тихо, чтобы не испугать никого.

– Я даже уже не помню – наверное, около четырнадцати лет. Впервые я приехал в Россию на год, в 2003-м, чтобы учиться, а потом еще несколько раз приезжал и возвращался.

В Санкт-Петербурге я прожил восемь лет до встречи с Алисой. Когда я ехал учиться в университете, мне нужно было выбрать один из городов. В списке были Москва, Ярославль и Петербург. Мне тогда было страшно, а Питер был очень похож на европейский город и не выглядел таким огромным, как Москва, – я ведь сам из маленького города.

И когда я приехал в Петербург, то сразу почувствовал себя как дома. Великолепный город, живой музей под открытым небом! Его трехсотлетняя история видна на каждом шагу. Например, Манчестер (я жил в его пригороде) — индустриальный город-фабрика, который был создан не для эстетики и культуры. А центр Санкт-Петербурга — проявление некой части русской души; не совсем русской, в нем много европейского, но все-таки это русский город. Повсюду красота – мне нравилось, что не приходится смотреть на что-то мрачное, брутальное. В Англии много брутализма, серых, отвратительных зданий…

– В скольких картинах вы уже снялись?

– На моем счету где-то десять фильмов, в том числе сериалов. В основном они о войне, например «Ладога», «Фронт», или боевики. Я говорю по-немецки и довольно часто играю фашистов. В сериале «Морские дьяволы. Смерч» мне досталась большая роль иностранного шпиона. Я обычно играю злодеев. Сейчас я впервые снимаюсь в роли положительного героя в эпизоде.

Книга для меня — это наивысшее достижение, как покорение «Эвереста». Двадцать лет назад я начал изучать русский язык. Было сложно, тяжело и больно, как и первое время жизни в России. Мне пришлось быстро взрослеть – иногда через слезы.

– Какой историей из случившихся с вами в России вам захотелось поделиться первой и почему?

– Это опыт моего первого посещении ресторана в России. История есть у меня на странице в «Фейсбуке», но я расскажу, почему та ситуация меня так задела. Я два года старательно занимался русским языком в Англии, потратил £10 тыс. на свое образование и получал неплохие баллы. А когда пришел в ресторан, понял, что не знаю даже, как привлечь внимание официантки, и сбежал.

В магазине я и макароны не мог купить. Я просил пасту (в Англии это макароны в томатном соусе) и приносил домой томатный соус, но без макарон. Тогда я понял, насколько обучение далеко от реальной жизни. Я знакомился с людьми, разговаривал с ними, но я их не понимал. Однако трудности меня не остановили, а, наоборот, стимулировали. Это был вызов, который я принял, и мне стало легче заниматься языком.

Я начал задавать вопросы, просил мне объяснить. Раньше, слушая людей, я часто делал вид, что все понимаю, хотя иногда даже упускал тему разговора. Бывало, кто-то решал уточнить, насколько хорошо я понимаю сказанное, и выяснялось, что я все это время просто кивал, как идиот. Я пришел к выводу, что для человека, который с тобой говорит, гораздо лучше, когда ты спрашиваешь и уточняешь, о чем речь, чем просто тратишь его время.

– С одной стороны, все просто привыкли, что я не дома, с другой – они рады за меня, ведь я нашел себя. Потому что несколько лет в Англии я был в депрессии, не знал, что я хочу и что мне делать. Меня спрашивали, почему я еду именно в Россию, там ведь страшно. Мои родственники – особенно бабушки – слушали новости и боялись за меня А сейчас мой дядя называет меня »Крейгский», потому что я теперь наполовину русский. Долго я уже не могу жить в Англии: мне там нечего делать. Конечно, сразу после пандемии я поеду навестить семью.

– Как вы пережили изоляцию?

– Хорошо, хотя вначале мы очень боялись и все дезинфицировали. Потом расслабились. В России не было такого жесткого локдауна, как в Англии. Я даже не представляю, как люди там выживают. Маску надел и пошел в магазин или погулять – я просто не особо хотел выходить на улицу. У меня до этого был очень тяжелый год, и пандемия для меня была возможностью просто расслабиться и поработать дома. Мы купили стол для пинг-понга и играли целыми днями, а еще гуляли у Эрмитажа. Личные контакты сократились, но всего на пару месяцев. Потом мы стали понемногу встречаться с друзьями и уже летом практически перестали волноваться о вирусе.

– Почему вы сравниваете Россию с женщиной в некоторых своих постах?

– Россия кормила меня, заботилась обо мне, когда мне было плохо, а это типично женское поведение. Понятно, что и мужчины приходят на помощь, но в таком вскармливании молодого инфантильного англичанина есть что-то материнское. Всегда, когда мне было что-то нужно, Россия это давала. Конечно, если я себя хорошо вел.

– Чем русские девушки отличаются от англичанок?

– Сразу скажу, я не считаю себя экспертом, это мои субъективные наблюдения. Русские девушки более женственно одеваются. Среди британок стал очень популярен стиль гранж, и они практически перестали носить юбки (пятница – исключение).

Есть несколько отличий в плане этики отношений. Русские девушки раньше всегда считали, что мужчина должен за них платить. Если ты пришел в ресторан с красивой девушкой, то ты должен платить за право быть с ней. Я огорчил нескольких, отказавшись платить. Я сказал: «Ты самостоятельная сильная женщина, сама можешь оплатить свой счет». Больше этих девушек я не видел.

Кроме того, идеализация мужчин в начале отношений у русских девушек сильнее, как и разочарование в конце – такой резкий переход от восторга (какой он классный!) к отвращению (какой он плохой!).

Беседовала Елена Неделя