Многие ли посетители Национальной галереи, поднимаясь по главной лестнице, обращают внимание на мраморную мозаику под ногами? И многие ли знают, что у входа в музей их встречает лик поэтессы Анны Ахматовой? Об этом и не только — в новом арт-экскурсе от председателя Лондонского литературного клуба «Глагол» Валентины Коркоран.
В медальонах мозаики воссозданы узнаваемые лица в виде мифологических и аллегорических фигур. Вирджиния Вулф представлена как муза истории Клио, Грета Гарбо — как муза трагедии Мельпомена. Орел с лицом Уинстона Черчилля когтит свастику — это «Избавление». Ну, а центральный медальон — «Сompassion» («Сострадание»). На нем запечатлены руины города, по всей вероятности, Ленинграда; на земле лежит женщина с характерной ахматовской челкой, а над ней распростер свои крылья ангел, пытающийся защитить несчастную. Чьих рук эти творения? Он высок, строен, спортивен; этот белокожий блондин с зелеными глазами — загадочный Борис Анреп, художник-мозаичист, когда-то поразивший воображение молодой Анны Ахматовой.
Борис Васильевич Анреп родился в Петербурге в 1883 году. Корни его родословной уходят к временам Петра Великого, когда один из фон Анрепов был захвачен в плен в числе воинов шведского короля Карла XII. С тех пор предки Анрепа занимали видное место в жизни России: их имена упоминаются в русских энциклопедиях, особенно отца Бориса — ученого-медика и государственного деятеля. Почти вся жизнь Анрепа связана с Францией и Англией, так как он жил и работал попеременно то в Лондоне, то в Париже. Впервые попал в Лондон шестнадцатилетним юношей, куда родители послали его на год. Вернувшись в Петербург, поступил в Императорское училище правоведения, а после окончания училища — в университет. Но вдруг бросил «юристику», решив посвятить жизнь искусству. Отправился в Италию, потом — в Париж заниматься живописью. Следующий этап — Лондон.
Его фамилия имела благородную приставку «фон». Старинный род Анрепов вел начало от эстонских пиратов, наводивших в XI веке ужас на мореплавателей Балтики, разбойников; осел в России в начале XVIII века, и с тех пор его представители верно служили царю и Отечеству на военно-морском и научном поприще. Это был состоятельный род; еще Екатерина II пожаловала семье имение в Самарской губернии, которым Анрепы владели вплоть до большевистского переворота, у них были свои дома в Петербурге, большая усадьба в Ярославской губернии, на Волге.
Английская журналистка Аннабел Фарджен (жена сына Бориса Анрепа) увлеченно живописует запутанные семейные, любовные отношения свекра и его друзей — порой драматические, порой мелодраматические, порой комические. Причудливые, неестественные — с точки зрения обывателя — любовные шалости, интрижки, обмен партнерами, жонглирование дамами. Для самого Анрепа характерен был брак втроем.
Жены, любовницы и дети уживались (не всегда мирно) под одной крышей. Борис, привыкший жить с несколькими женщинами, даже не пытался искать себе оправданий. Пока это было возможно, он старался не обращать внимания на женскую ревность. И лишь на семьдесят пятом году ограничился одной возлюбленной — одной женой, которая смогла обеспечить ему роскошный образ жизни, столь привычный для него в годы детства и юности.
В начале Первой мировой войны Анреп был призван в 7-й мортирный артиллерийский дивизион, где состоял младшим офицером 2-й батареи. За боевые отличия он был награжден тремя орденами, произведен в подпоручики 24 июля 1915 года «за отличиях в делах против неприятеля». В 1916 году по военной командировке уехал в Англию, где (ненадолго вернувшись в Россию) и остался после февраля 1917-го.
Он покинул Россию навсегда. И не один: его сопровождала Мария Волкова — восемнадцатилетняя красавица, черкесская княжна с бледно-оливковой кожей, с огромными темными глазами, черноволосая и чернобровая. И опять новый семейный треугольник. На этот раз — жена Хелен Мэйтленд, Мария и он.
Вот как описывает его Аннабел Фарджен: «Жизнелюб и женолюб, уверенный в себе, атлетического сложения, предпочитавший экстравагантные костюмы и цветистые галстуки в романтическом стиле. Обаятельный и энергичный. Самовлюбленный. Полный оригинальных планов. Его присутствие в любом обществе создавало атмосферу веселья, оптимизма. Он обладал невероятной сексуальной притягательностью. Был прирожденным совратителем и прирожденным тираном, жадным до всяческих удовольствий. Он принадлежал к тем людям, которые в любое занятие — будь то мозаика, беседа, теннис, любовь или еда — вкладывают всю свою энергию». Свою удивительную энергетику Анреп сохранял до глубокой старости: на восьмом десятке он был крепок и увлечен работой.
Борис Анреп, знаменитый русский художник-мозаичист, работал для государственных учреждений Англии и для частных лиц, в столице и в провинции Туманного Альбиона. И по сей день его мозаики украшают Национальную галерею и галерею Тейт в Лондоне, Банк Англии, лондонскую церковь Нотр-Дам-де-Франс, культовые здания и частные особняки. Вот что писал английский художник Огастер Джон: «Его работы украсили наши известнейшие здания, и в этом его вечный и уникальный вклад в культуру нашего времени».
В 1913 году состоялась первая персональная выставка Анрепа в Лондоне. Позднее он работал над цветными мозаиками для Королевской военной академии в Сантхерсте (1921 год), галереи Тейт (1923 год), Лондонской национальной галереи (1928–1952 годы, четыре панно), Вестминстерского собора, Банка Англии, собора Христа Царя в Маллингаре (Ирландия, 1933–1939 годы, в частности, панно «Святая Анна»). В центр мозаичного панно «Сострадание» (1952 год), посвященного жертвам блокадного Ленинграда, помещена фигура Анны Ахматовой, которую благословляет ангел.
Долгие годы, начиная с середины 1920-х, Борис Анреп работал над мраморной мозаикой в вестибюле Лондонской национальной галереи. Все мозаики Анрепа — аллегорические, их названия можно прочитать на широких рамках-каемках. Совет друга Николая Недоброво поместить Ахматову в самом значимом месте мозаики, он не забыл. «Ахматовская» мозаика, «Сострадание» («Compassion»), была выполнена в 1952 году.
С конца 1950-х Анреп постоянно жил в Лондоне, в 1956–1962 годах был занят последней крупной работой — мозаикой в часовне Святого Таинства Вестминстерского собора.
Приключения русского художника закончились в Англии в 1969 году: умер он в Лондоне в возрасте 86 лет. На одной из мозаик в Национальной галерее Борис Анреп увековечил себя портретом и надписью: «HERE I LIE» – «Здесь лежу я».
Мистификатор! Не лежит он там… Юморист и весельчак, Борис Анреп таким оставался до конца своих дней.
Художник был кремирован, прах покоится в поместье его последней спутницы Мод Рассел — Моттисфонт-Эбби, в графстве Хэмпшир.
Говоря о Борисе Анрепе, нельзя не упомянуть еще об одном романтическом и трогательном периоде из его жизни. Для этого надо мысленно вернуться в Санкт-Петербург.
В очи черные глядела,
Как не ела, не пила
У дубового стола.
Как под скатертью узорной
Протянула перстень черный.
Это писала Анна Ахматова в 1916 году. В чьи «очи черные» глядела Ахматова? Кому «протянула перстень черный»?
Они встретились в начале 1915 года. Познакомил ее с Борисом Анрепом его ближайший друг, поэт и теоретик стиха Николай Недоброво.
Вот как Ахматова вспоминает о первой встрече: «1915 г. Вербная Суб. У друга (Недоброво в Ц. С.) офицер Б. В. А. Импровизация стихов, вечер, потом еще два дня, на третий он уехал. Провожала на вокзал». Позднее он приезжал с фронта в командировки и в отпуск, они встречались, знакомство переросло в сильное чувство с ее стороны и горячий интерес с его. Как обыденно и прозаично — «провожала на вокзал», и как много стихов о любви родилось после этого!
Муза Ахматовой после встречи с Анрепом позволила создать около сорока стихотворений, посвященных художнику, в том числе самые счастливые и светлые произведения о любви из «Белой стаи». По словам Анрепа, Анна Андреевна всегда носила «черное кольцо» (золотое, широкое, покрытое черной финифтью, с крошечным бриллиантом) и приписывала ему таинственную силу. Заветное украшение было подарено Борису в 1916 году. В последний раз они увиделись в 1917 году накануне окончательного отъезда художника в Лондон.
Имя Бориса Анрепа сохранилось в истории русской культуры в том числе благодаря его близкому знакомству с Анной Ахматовой. Между 1915 и 1917 годами она посвятила ему много любовных стихотворений, а еще больше — после эмиграции. «Семь дней любви и вечная разлука», — скажет потом Анна Андреевна.
Как сложилась судьба «черного кольца»? Борис Анреп долго носил его на цепочке вокруг шеи. Но однажды цепочка порвалась, и он спрятал кольцо в ящичек, где хранил разные реликвии. Прошли годы, и снова война. От немецкой бомбы пострадала его лондонская студия. Кольцо пропало…
Это стихотворение являет собой единственный акростих Ахматовой. Первые буквы строк образуют имя — Борис Анреп.
Бывало, я с утра молчу
О том, что сон мне пел.
Румяной розе, и лучу,
И мне — один удел.
С покатых гор ползут снега,
А я белей, чем снег.
Но сладко снятся берега
Разливных мутных рек.
Еловой рощи свежий шум
Покойнее рассветных дум.
48 лет спустя, в 1965 году, судьба подарила им еще одну встречу, в Париже — Анне Андреевне вручали мантию почетного доктора Оксфордского университета. Анреп помнил ее «очаровательной, свежей, стройной и юной», а увидел, по его словам, «Екатерину Великую». Разговор не клеился, он задавал глупые, банальные вопросы, а сам думал только об одном: «А вдруг спросит о кольце, что ей сказать?» Но она не спросила. Заканчиваются воспоминания Анрепа словами: «5 марта 1966 г. Анна Андреевна скончалась в Москве. Мне бесконечно грустно и стыдно». Как и другие романтические союзы, их союз породил легенду, легенду о «черном кольце» — талисмане их любви. Но по-прежнему остается таинственной и неясной загадка «Анреп — Ахматова».
Известие о смерти поэтессы ошеломило Бориса Анрепа. Он перечитывал ее стихи и узнавал себя, историю их любви. Он пережил Ахматову на три года. А посетители Лондонской национальной галереи, поднявшись по главной лестнице, возможно, теперь посмотрят под ноги.