Расхожая фраза «В Африке голодают дети» уже давно воспринимается как нечто абстрактное и далекое. И мало кто задумывается всерьез о том, что в XXI веке в европейском государстве Молдавия каждый пятый ребенок находится за чертой бедности, то есть ложится спать голодным, часто сам добывает себе еду и ходит в снег в парусиновых тапочках. Причем далеко не всегда в школу…
О том, кому, как и в чем именно сегодня можно и нужно помогать, мы поговорили с жительницей Лондона Анной Томшей, соучредителем фонда Dor Moldova.
— Почему ваш фонд работает именно с Молдавией? С этой страной вас связывает какая-то личная история?
— Я международный ребенок, и моя мама действительно родом из Молдавии. Но все началось, как это часто бывает, с альтруистического порыва. Я была беременна, увидела где-то информацию о сборе средств на лечение мальчика Артема, который сидел под капельницей, весь в зеленке, переложила ситуацию на себя и на гормонах вовлеклась. Открыла фандрайзинг для сбора средств на дополнительную помощь, которую государство не предоставляет.
И здесь у меня стали появляться вопросы: а почему нет государственной системы, протоколов, предполагающих получение качественных лекарств? Так я начала пытаться что-то изменить. Связалась здесь, в Англии, с волонтерскими организациями, НКО.
Опять же, почему Молдавия — потому что там ничего нет. Одна моя знакомая сказала: в Молдавии, куда ни посмотришь, везде нужна помощь. В России, Украине есть сильные фонды: «Подари жизнь», «Таблеточки», — они сотрудничают с государством. На их примере мы и начали развивать свою деятельность.
— В благотворительности нередки истории про «причинить добро», когда объективно кажется, что помощь нужна, а на деле люди настолько привыкли, что не хотят ничего менять.
— Совершенно верно. И у меня бывали случаи, когда помогаешь матери-одиночке, ставшей жертвой насилия, уйти с ребенком-инвалидом от мужа-тирана в безопасное место, пристроить малыша в садик, получить профессию, собрать деньги через фандрайзинг, а она берет и покупает дорогой мобильный телефон…
Когда так обжигаешься, понимаешь, что надо пересмотреть подходы к своей деятельности. Именно поэтому я предпочитаю работать не с верхушкой, а с корнем проблемы. Например, мы все знаем, что бедность — это состояние, но редко задумываемся, почему люди в нем оказываются. А ведь одна из причин — незнание о самой возможности поддержки.
В Молдавии у очень большого количества людей до сих пор нет доступа к интернету, поэтому у них нет и знания, что можно в принципе попросить о помощи и рассказать о том, что они в чем-то нуждаются. А многие и не понимают, нужно ли им это.
95% наших подопечных — женщины, которые в детстве стали жертвами домашнего насилия и которых сейчас избивают мужья, имеющие проблемы с алкоголем, без образования. По этой причине в Молдове мы работаем только с местными округами и мэриями, у них есть списки нуждающихся семей. Помогать можно именно адресно, с четким пониманием: человеку это нужно, ему необходимо что-то конкретное. Нет помощи в формате one size suits all («один размер подходит всем»).
— В России, которую вы привели в пример как страну с развитой благотворительностью, есть система опеки и попечительства. Справедливости ради стоит сказать, что иногда случаются серьезные перегибы, когда людей тоже не спрашивают, нужна ли им такая помощь, например отбирая детей у родителей. Как в Молдавии работают эти органы?
— К сожалению, органы опеки и соцслужбы в Молдавии работают очень слабо, в отношении них много критики со стороны международных организаций, действующих на территории страны. Бывают вопиющие случаи, когда в семье двенадцать детей, мама рожает их одного за другим, постоянно происходит откровенное насилие, и все службы на это смотрят, но ничего не делают. Иногда же, наоборот, принимают решение об изъятии ребенка у матери, вместо того чтобы предложить ей помощь. Наша организация как раз помогает мамам, находящимся в трудной ситуации, встать на ноги, чтобы у них не отобрали детей.
Вспоминаю еще один случай, когда девочка в шестнадцать лет родила ребенка от взрослого мужчины. Ребенка как раз хотели отобрать, поскольку она несовершеннолетняя. Но у девочки проснулся материнский инстинкт, поэтому местный волонтер, которая курировала эту историю, всеми силами боролась за сохранение семьи, и она помогла не допустить разлуки.
Порой женщине просто нужен своеобразный поводырь, который ее поддержит, успокоит и убедит в том, что она со всем справится, потому что не одна.
— Что вам дает силы заниматься этим, не проживая каждую трагедию лично? И как удается избежать профессионального выгорания?
— Я подхожу к своей работе с горящим сердцем, но с холодным умом, понимая, что нельзя всю себя распылить везде. Стараюсь давать нуждающимся инструменты, чтобы они могли сами себе помочь, и это самый результативный подход. Не могу сказать, что страдаю от выгорания, но моменты, когда понимаешь, что вкладываешь уйму сил, и не видишь результата, конечно, бывают. Если что-то идет не так, если чую, что какая-то стагнация в проекте, сразу решаю пересмотреть стратегию, план. Не получается самостоятельно — значит, надо брейнстормить с кем-то либо посмотреть на опыте других, как эта проблема уже решалась. Мой совет, как и в любой другой сфере, — надо просто переключиться, отдохнуть.
Вот недавно мы решили, что будем обустраивать в одном из поселков библиотеку и детский центр, потому что у детей там нет никакого пространства. Местный директор пытался что-то сделать своими силами, но финансирование по линии государства не удалось пробить. Мы решили подавать заявку на грант, а это системная и монотонная административная работа, с большим количеством писанины. Так как я креативный человек, меня нужно обязательно вовлекать в какую-то деятельность. В какой-то момент я подумала: вот сейчас у меня полностью пропадет мотивация этим заниматься, начну прокрастинировать. А значит, нужно себя чем-то зажечь. Так я придумала себе другой проект, по сбору вещей. И мы быстро собрали больше 150 кг теплых вещей и обуви для отправки в Молдавию.
Подобное переключение и помогает не выгорать. Но также для меня важно работать на результат. Когда понимаешь, что через пять лет триста детей в этом поселении будут возить на экскурсии к нам в центр, просто вдохновляешься, берешь и делаешь.
— Как вы решаете, кому помогать: это какой-то случайный выбор или все-таки есть некая градация нуждающихся?
— У крупных фондов есть целые формулы, которые помогают рассчитать, кому лучше, а кому хуже. Я изучала именно сам подход, но он пока для нас нерелевантен, мы маленькая организация. Работаем только с конкретными людьми, когда они сами находят наши контакты, и даже если мы ничем не можем помочь, обязательно направляем их к своим коллегам или местным благотворителям. В основном обращаются те, кто попадает под нашу категоризацию, — социально уязвимые семьи. Но мы обязаны проверять все запросы, предварительно общаясь с органами опеки, которые чаще всего, даже если и не вовлечены, знают всю подноготную.
В Молдавии, как правило, поселения маленькие, все друг друга знают. В последнее время и местные организации, с которыми я общаюсь, сами пишут мне. Тот же проект по сбору вещей к школе появился не просто так — нам сообщили, что очень много молдавских мам в пандемию лишились работы и их дети остались неподготовленными к школе.
— На ваш взгляд, в целом в мире организации благотворительной деятельности уделено достаточно внимания или есть к чему стремиться?
— Мало внимания уделяет этой проблеме государство, а именно в его внимании она нуждается в первую очередь. Очень многим странам необходима сильная система соцзащиты и опеки, соответствующие реально работающие программы. Да, соцсети, платформы, где люди просят о помощи, а волонтеры им помогают, — все это развивается. Но все мы сходимся на том, что необходимы именно государственные механизмы, интегрированные в работу министерств.
Когда я только начала вникать в реалии здравоохранения Молдавии, я все время задавалась вопросом: почему тяжелобольные дети не могут получить от государства качественные лекарства, вместо них неизменно закупают вызывающие массу пробочных эффектов? Ребенок после химиотерапии просто может не пережить этих побочек. И мы собирали тайком деньги, тайком же привозили из Австрии, Германии хорошие, безопасные препараты. Но так не должно быть. Государство должно прислушиваться к мнению благотворительных организаций, знающих, что происходит внизу.
Во многих странах такое связующее звено уже есть. Мне, например, очень нравится, как в Англии построена социальная сфера. И нужно стремиться к тому, чтобы добиться такого же взаимодействия власти и общественных организаций.
— Как не разочароваться в людях, в том числе близких, которые не хотят помогать, когда ты организуешь очередной сбор средств на лечение ребенка в соцсетях?
— Когда я только начинала, действительно было некоторое разочарование, непонимание. Думаешь: вот проблема, вместе ее можно быстро решить, но нет отклика. Однако потом я убедила себя в том, что у людей, возможно, их парадигма решения или у них есть что-то более важное, на что им нужно направить сейчас силы. У меня есть несколько замечательных друзей, которые никогда не участвовали ни в одной из моих акций. Но я пришла к выводу, что надо разделять: здесь — друзья, а здесь — то, чем я занимаюсь. И это разделение помогает не разочароваться в людях.
Все мы разные, и у кого-то вообще может отсутствовать наша базовая потребность — чувствовать себя значимым, помогая другим. А еще я заметила, что срочные сборы в тех же соцсетях вызывают больше откликов, чем призывы решить проблему системно. Так, однажды мы должны были собрать за сутки на лечение девочки €250, а в итоге собрали больше €2 000. При этом на библиотеку в Молдавии сбор идет медленно.
Поэтому я не расстраиваюсь, а подаю заявки на гранты. И недавно мы получили первый чек от трастов, куда в сентябре отправляли запрос. Помню, открыла конверт, ожидая отказ, а оттуда выпал чек. Именно такие маленькие победы очень важны в нашем деле.
— Какая ваша самая амбициозная цель? Что вы хотите изменить?
— В моей картине мира дети не должны голодать и должны иметь доступ к качественному образованию. Важно, чтобы люди везде чувствовали себя значимыми и нужными. Если ребенок, закончив школу, думает, как побыстрее уехать за границу, потому что в его стране работы нет, — это неправильно, это все истории поломанных судеб. В деревнях, где у детей нет ни к чему доступа и им даже нечего читать, они ложатся спать голодными, думая только о своем голоде день ото дня.
А еще многие малыши попадают в инфекционные отделения с пищевыми расстройствами. И знаете почему? Потому что мамы не умеют вводить прикорм, например дают грудничку… томаты. И матерей нельзя в этом винить — у них просто нет доступа к знаниям. Именно поэтому наш центр в молдавском селении будет прежде всего проводить разные образовательные курсы. Только когда люди получают знания, они начинают хотеть и пытаться что-то сами изменить. Иначе любая помощь будет приниматься просто как данность и не решать проблемы.
Беседовала Мария Егорова