Талант, подтвержденный официально: Британия импортировала российского автора
Писатель Вадим Бабенко – двукратный лауреат американской премии National Indie Excellence Award и финалист российской премии «Национальный бестселлер». Последние несколько лет он живет в Лондоне на основании долгосрочного визового статуса «Exceptional Talent». Эту визу при поддержке Агентства по национальному культурному развитию (Arts Council England) получают лидеры в своих областях – обладатели значительных достижений в культуре или науке. Автор нонконформистской прозы, сочетающей несколько жанров, рассказал нам о своем пути к писательству и амбициозном научно-литературном проекте, над которым работает сегодня.
– Вы пришли в литературу в 38 лет. Это ведь довольно поздно для профессионального писателя?
– Да, я долго работал в науке и научном бизнесе, сначала в России, потом в США, но всегда знал, что буду автором серьезной прозы. Почему-то я не сомневался, что в этом мой главный талант и, не смейтесь, что-то вроде призвания. При этом, даже занимаясь иными вещами, я с ранней молодости писал какие-то тексты. Сначала это были стихи, потом комбинированные, поэтико-прозаические формы. Но к собственно прозе я не пытался перейти — ожидая момента, когда смогу отдавать литературе всю свою энергию и все время.
– Вам было нелегко оставить налаженный бизнес?
– Не очень легко, но я сделал этот шаг осознанно, хоть и к полному недоумению окружающих. Никто не мог поверить, что я по своей воле все бросаю: должность, статус, доходы, связи… Мы занимались моделированием и анализом микробиологических структур, в том числе и человеческого генома, используя искусственный интеллект, — это было очень круто. Я всем был нужен, заманчивые предложения сыпались отовсюду, но у меня хватило сил противостоять соблазнам. Это многих разозлило, так что уход из корпоративного мира получился турбулентным.
– Как складывалась судьба ваших первых книг?
— В целом вполне гладко. Первые два романа — «Черный пеликан» и «Простая душа» — были опубликованы хорошими издательствами и выдвинуты на главные российские премии: «Национальный бестселлер» и «Большая книга». «Черный пеликан» стал финалистом «Нацбеста» в 2006 году. Были и переговоры об экранизации — сначала с российским, а потом, после перевода книг на английский, и с голливудским агентствами. Переговоры ничем не завершились, но активность была серьезная. Моя авторская жизнь выглядела весьма насыщенной. Однако вскоре возникла проблема: я почувствовал приближение тупика. Мне стало тесно в тех литературных рамках, которые я сам для себя определил. Вновь нужно было что-то менять.
– Так произошел переход к научной фантастике?
– С некоторой натяжкой можно сказать и так, хотя к типичной научной фантастике мои книги отнести нельзя. Это скорее смешение жанров — микс серьезной литературы и серьезной науки. Мой следующий роман, «Семмант», стал первой такой попыткой — и, может быть, потому, что навесить на него жанровый ярлык было трудно, в России он оказался невостребованным. Зато очень понравился англоязычному читателю. С тех пор почти все мое авторское присутствие реализуется вне России.
– Чему посвящена книга «Семмант»?
– Она рассказывает о гениальном человеке, создавшем компьютерного робота, который стал его лучшим другом. Они вместе богатеют на финансовых рынках — и при этом их дружба остается глубоким, тонким явлением, не испорченным ни деньгами, ни завистью. Но потом в их жизни появляется женщина, и все становится очень сложно…
Это книга о столкновении воображаемого, виртуального с реалиями, перед которыми бессилен любой гений. О том, как соотносятся интеллект и хаос — включая искусственный интеллект и математический (динамический) хаос. Все это показано через человеческие отношения, любовь, эрос.
– Это был успешный эксперимент?
– Да, безусловно. Были и премии, и хороший читательский отклик, и внимание прессы. Ну и, главное, мне самому снова стало интересно: я почувствовал, что нащупал свой путь, по которому можно далеко продвинуться. Настоящая наука и реальная жизнь в отображении через магию слов оказались не так уж далеки друг от друга. Добавление научной составляющей углубило содержание и расширило систему творческих координат, повысило амбициозность замыслов, позволило замахиваться на большее.
И это в полной мере проявилось в моем текущем проекте, где «амбиции замаха» прямо-таки зашкаливают. Проект состоит из уже опубликованной книги «Место Карантина» и романа «Человек-Cogito», который сейчас пишется.
– Расскажите о проекте подробнее.
– Я им занимаюсь почти восемь лет. Началось все с идеи небольшого исследования: что может сказать наука — не шарлатанская, а настоящая, базирующаяся на непротиворечивой математике — о возможности сохранения нашей памяти в какой-либо форме после физической смерти мозга? На исследование я собирался потратить несколько месяцев, но они обернулись тремя годами, а проблема памяти переросла в глобальнейшие вопросы: что такое сознание, откуда оно берется, как соотносится с пространством-временем? Реальны ли предвидения, можно ли как-то чувствовать прошлое и даже будущее? Почему порой у нас возникает ощущение миссии, предназначения — или, скажем, необъяснимой связанности судеб? Ну и так далее.
За те три года я прочитал огромное количество оригинальных научных статей, продираясь через заумнейшие теории, познакомился с удивительными людьми и узнал очень много нового. В результате сформировался некоторый научный фундамент, на котором выстроено содержание двух романов.
Главная идея состоит в том, что один из компонентов нашего разума формируется и находится вне мозга — и даже вне нашего трехмерного мира. Там другая физика, со своими законами, что порой приводит к удивительным последствиям. Повторюсь: как ни фантастично это звучит, но основано все не на псевдонауке, а на вполне легитимных теориях — из космологии, квантовой физики и нейрофизики, — опубликованных в солидных журналах. Хотя, конечно, от науки официальной, которая популяризуется в массах, эти теории весьма далеки.
В первой книге, по словам критиков, излагается радикальная, но теоретически правдивая концепция жизни после смерти. В книге фигурирует ученый-физик, чье рационалистическое мировоззрение переворачивается, когда он погибает и попадает в загадочное место под названием «Карантин». И оказывается, что физическая смерть тела и смерть сознания не обязательно совпадают, а наши судьбы — и человеческие отношения, влечения, страсти — действительно могут быть взаимосвязаны, причем не по воле высших сил, а благодаря каким-то нам пока неизвестным физико-математическим законам.
Во втором романе — над ним я сейчас активно работаю — темы сознания и переплетения судеб, предназначения и предвидения развиваются дальше. Там рассказывается история обыкновенного человека из Лондона, чья жизнь переворачивается, когда его мозг подвергают воздействию, адаптируя к решению определенных задач. С задачами получается не очень, но зато у него появляется ощущение, что его разум связан с каким-то внешним ресурсом, с безмерно властной силой. Невидимая рука ведет его куда-то — и он не может противиться своей внезапно возникшей миссии. И при этом у него проявляются необычные способности — например, перед его внутренним зрением порой мелькают образы из будущего…
В основе сюжета вновь лежит гипотеза, что наше сознание формируется с участием внешнего поля. Но если «Место Карантина» рассказывает о связи между разумом и глобальным пространством, то в книге «Человек-Cogito» исследуется, как соотносятся сознание и глобальное время. Оказывается, мы можем ощущать влияние сил, не следующих нашему ходу времени. Более того, разумно предположить, что есть две противоположные стрелы времени: от нашего прошлого к нашему будущему и наоборот, и на наш разум могут влиять события, происходящие в обоих направлениях.
Сюжеты книг не пересекаются, но дополняют друг друга по части вопросов, на которые этот проект пытается ответить или, скорее, которые пытается задать. Вопросы ставятся как с научной, так и с жизненной точки зрения — и оказывается, что эти ракурсы не так уж разнятся. Как говорит один мой герой, «мы все подсознательно пытаемся осмыслить одно и то же».
– В ваших последних книгах очень многое связано с наукой. Вы создаете новые научные теории?
— Ни в коем случае. Все, что я пишу, — это художественная проза, то есть вымысел, не претендующий на научную легитимность. Но — и это очень большое «но» – я действительно предпринимаю огромные усилия, пытаясь приблизить изложенное в моих книгах к реальным теориям, развиваемым серьезными учеными. Также я стараюсь избежать всего, что принципиально невозможно с точки зрения современной науки.
– На какие источники и ресурсы вы опираетесь?
— Еще раз скажу, что я использую только те теории, за которыми стоит непротиворечивая математика и которые опубликованы в рецензируемых научных журналах. Авторитет их авторов тоже многое значит. Так, например, идея о внешнем источнике нашего сознания является гипотезой, не подтвержденной научно, однако вытекает из вполне научного факта: наша разумность не может быть объяснена одной лишь работой нейронов в мозге. Должен быть еще какой-то механизм, дополняющий нейронную парадигму, и одним из вариантов является так называемая квантовая модель мозга, которая разрабатывалась много лет Хируми Умезавой, Уолтером Фриманом, Джузеппе Витиелло и другими. Это ученые с мировым именем, их не объявить шарлатанами. Можно лишь старательно не замечать эти исследования, что и делает официальная наука.
То же относится и к разнонаправленным стрелам времени. Идея была высказана великим советским физиком Андреем Сахаровым — он был первым, кто предложил решение проблемы глобальной асимметрии вселенной. Оно состояло в том, что наша вселенная — это лишь одна из двух компонент, с которой связана вторая, парная, и обе они возникли в результате одного и того же события, не очень удачно называемого Большим взрывом. Эта вторая вселенная, как вытекает из математики, должна состоять из антиматерии специального вида и иметь термодинамическую временную ось, обратную нашей. Впоследствии эта (есть и другие) теория парных вселенных была дополнена гравитационным взаимодействием — тут нужно отметить вклад французского физика Жана-Пьера Пети и французского же математика Жана-Мари Сурио. Оказалось, что итоговая модель хорошо объясняет многие загадки космофизики без введения дополнительных искусственных сущностей вроде темной материи и темной энергии. Тем не менее научный официоз… Ну да, я это уже говорил.
Вообще отмечу: нынешняя официальная наука, с ее ожесточенной борьбой за публикации и гранты, погрязла в невероятной косности. Чтобы делать научную карьеру, нужно быть членом сильного клана, дудеть в одну дудку и не высовываться. Высказывать новые краеугольные идеи дозволено лишь маститым научным начальникам. В своих книгах, помимо прочего, я пытаюсь показать, что научное большинство далеко не всегда право и предпочитает на многое закрывать глаза в попытках уберечь свои позиции от «чужаков» — иначе ведь собственная значимость может пошатнуться… Обидно, что все это тормозит наше движение к пониманию очень важных вещей.
– Что еще вы пытаетесь донести своими книгами?
– Вновь процитирую слова одного из моих героев: «На волнующие всех вопросы есть простые ответы — в эзотерике и религии. Ну или в мажорной науке: мол, все необъяснимое — это мифы, сказки; кто не с нами, тот шарлатан. Это легкие пути; что трудно, так это отважиться на поиск альтернатив, который обязательно оставит тебя в меньшинстве, открытым всем камням и стрелам. А защита лишь одна — математика, с которой не поспоришь, так что ты либо с большинством и простыми ответами, либо с математикой — и тогда изволь трудиться. А человек слаб, он почти всегда предпочитает скатываться по склону горы. Только самые упертые лезут вверх и вверх — а ведь истина только там…»
Вот что-то такое и пытаюсь донести — что, мол, бывают альтернативы. Ну и добавлю: самые невероятные чудеса не там, где ходят по воде и обращают оную в вино. По сравнению с чудесами, таящимися в математике — и определяющими наши жизни и судьбы, — религиозные и эзотерические сказки выглядят детским лепетом.
– Как на ваше творчество влияет эмиграция, жизнь за границей?
— Я живу вне России, в разных странах, уже 25 лет. Мое творчество — особенно последние книги, — наверное, отражает мировоззрение «человека мира», в частности попытки широко взглянуть на многие вещи. При этом я всегда чувствую глубинную связь с Россией, которая так или иначе влияет на все, что я пишу. Британия не совсем моя страна, но так получилось, что я сейчас живу здесь. Пытаюсь извлечь из этого творческую выгоду.
– Традиционный вопрос: каковы ваши планы?
– Их много, и не все они связаны с художественной литературой. Мой текущий проект и его научный базис вызывают большой интерес в самых разных кругах. Есть предложения, связанные с чтением лекций, из которых впоследствии может сформироваться книга в жанре нон-фикшен. Ведутся переговоры о видео- и киноинтерпретациях некоторых идей из моих последних романов. В общем, подумать есть о чем, но главное сейчас — закончить «Человек-Cogito». На этом я и концентрируюсь изо всех сил.
Беседовала Ксения Дьякова-Тиноку