Андрей Звягинцев: «Я был убежден, что никогда не буду снимать эротических сцен»

Фильм российского режиссера Андрея Звягинцева «Нелюбовь» уже обласкан критиками: приз жюри на Каннском кинофестивале, первый приз Лондонского кинофестиваля, номинации на премии «Золотой глобус» и «Оскар». Семейная драма о разводе и потерявшемся 12-летнем мальчике оказалась понятной зрителям во многих странах. Теперь фильм можно увидеть на большом экране и в Лондона с 9 февраля. В преддверии этого события «Англия» публикует вторую часть разговора с режиссером.

 — У критиков есть разные версии по поводу сквозной темы ваших фильмов: Антон Долин считает, что это линия теряемого или приобретаемого жилья, другой, что это тема семьи, а третий — что фигура ребенка, который молча наблюдает за тем, как ведут себя взрослые.

— Кинокритики все время умудряются находить что-то такое, и мне предлагается с этим разбираться. История «Нелюбви» родилась так причудливо… В 2011 году мы закончили работу над «Еленой», и возникла отчаянная идея сделать ремейк фильма «Сцены из супружеской жизни» Бергмана на отечественной почве. Там в разговоре взрослых героев фигурируют дети, но они ни разу в кадре не появляются. Вот Александр (Роднянский. — Прим,. ред.) занялся поисками возможностей приобрести права на сценарий, но этот процесс затянулся. Там четыре правообладателя, с тремя мы договорились, а один не согласился.

В течение этих нескольких лет копились идеи и мысли. Лев Толстой говорит: «Все романы заканчиваются свадьбой, вот бы кто-нибудь написал роман о том, что же было после свадьбы» — разрушение связей, обнаружение себя на тринадцатом году совместной жизни в тупике и в абсолютной пустоте. Эти идеи натолкнулись на историю ребенка. Олег Негин, автор сценария, нашел в интернете информацию о том, как образовалось добровольное поисковое-спасательное объединение «Лиза Алерт». Его основатель, Григорий Сергеев, испытал сильное потрясение, когда участвовал в стихийных поисках девочки лет шести или пяти, Лизы Фомкиной, — ее нашли на исходе шестых суток, мертвой, и патологоанатом сказал им всем, стихийно собравшимся ребятам-поисковикам и соседям, что она умерла всего за шесть-восемь часов перед обнаружением. Он был так сильно впечатлен этим, что создал движение — забыл о своем бизнесе, который у него еще как-то параллельно работает, и сейчас занят исключительно движением «Лиза Алерт»: разрабатывает обучающие программы, принципы взаимодействия, практики. К ним уже присоединились двадцать пять регионов России, и поисково-спасательные отряды невероятно результативны. Так вот, Олег натолкнулся на этот потрясший его текст, рассказал мне, и так в истории появился ребенок. В пространство двоих вдруг вторгся этот третий персонаж, и все обострилось.

Дело в том, что рождается только замысел, а форма, проблемные места и темы — это все решения для реализации замысла. Я руководствуюсь тем, что не нужно снимать то, что уже было — надо попробовать повернуть другой стороной, отказать принципу, который кажется незыблемым.

Так что я уже привычно отвечаю на вопрос и про семью: эта тема меня преследует, но не является какой-то стратегией. Похожая история произошла с «Левиафаном»: прообразом главного героя, Николая, был американец Марвин Джон Химейер — бобыль, пятидесятитрехлетний ветеран вьетнамской войны, совершенно одинокий человек. Но ясно было, что разговаривать с трактором герой не будет, нужно дать ему сопротивление материала — отсюда появилась фигура жены, затем ребенок, затем усложнения, что жена — не мать ребенка. А тема — я совсем не люблю это слово, потому что оно очень формальное. История рождается, и она требует, чтобы в ней были, например, дети или дом.

— Задумываетесь ли вы о том, чтобы снять исторический фильм?

— Историческое — это возможно. Тогда были бы разрушены все эти построения и домыслы по поводу семейных драм или детей, или того, что «Елена», «Левиафан» и «Нелюбовь» — это трилогия. Есть история, которая лежит у меня с 2004 года — если бы она была реализована, то все это стройное здание критических концепций разрушилось бы: 1015 год, Киев, первые дни христианства, история из патериков об одном святом воине, которая начнется гибелью Бориса и Глеба.

— Какое кино вы не представляете себе возможным снять?

— Я никогда не думал об этом, честно говоря. Но я был убежден, что никогда не буду снимать эротических сцен — дал себе слово не делать этого после первой двадцатиминутной киноновеллы, где столкнулся с тем, что это невероятно, очень трудно сделать подлинно, по-настоящему. И в «Нелюбви» меня страшили три сцены: две эротические, откровенные сцены и сцена с мальчиком, подслушивающим за дверью. Я помнил, что это чрезвычайно важно, но не знал, как сделать, чтобы ребенок сыграл по-настоящему. Но оказалось очень просто, вы будете удивлены — он просто вообразил себе что-то очень грустное — и сыграл, сделав это восемь раз. Актеры ему не помогали, потому что мы снимали отдельно от сцены ругани. А сцены на кухне, когда мальчик прикрывает лицо ладонью, чтобы мать не видела его слезы, падающей из-под ладони на стеклянный стол, ее не было в сценарии. Это был последний дубль, он знал, чего я добиваюсь, и вдруг это сделал. Затем встал и вышел под гром аплодисментов съемочной группы. Такой парень просто.

Беседовала Вера Щербина

Читать еще:

https://angliya.com/2017/10/18/andrey-zvyagintsev-ya-absolutniy-schastlivchik/

https://angliya.com/2017/10/15/gran-prix-londonskogo-festivalya-u-andreya-zvyagintseva/